— Я восхищаюсь вами еще больше, чем прежде, милорд, — сказал евнух. — Вы одним ударом умиротворили юного Старка, отдав ему кости отца, и лишили вашу сестру ее защитников. Вы даете черному брату людей и тем избавляете город от голодных ртов, но оборачиваете это в шутку, и никто не сможет сказать, что карлик боится снарков и грамкинов. Ловко, весьма ловко.

Мизинец погладил бороду.

— Вы действительно намерены отослать прочь всю вашу гвардию, Ланнистер?

— Не мою, а сестрину.

— Королева никогда этого не позволит.

— Я думаю иначе. Я как-никак ее брат, и вы, узнав меня получше, поймете, что слов на ветер я не бросаю.

— Даже если это ложь?

— Особенно если это ложь. Я, кажется, чем-то вызвал ваше недовольство, лорд Петир?

— Моя любовь к вам нисколько не убавилась, милорд. Просто я не люблю, когда из меня делают дурака. Если Мирцелла выходит за Тристана Мартелла, она едва ли сможет выйти за Роберта Аррена, не так ли?

— Разве что с большим скандалом, — согласился карлик. — Я сожалею о своей маленькой хитрости, лорд Петир, — но, когда мы разговаривали с вами, я еще не мог знать, примут дорнийцы мое предложение или нет.

Мизинца это не умиротворило.

— Я не люблю, когда мне лгут, милорд. Не надо больше обманывать меня, прошу вас.

«Тебя я мог бы попросить о том же», — подумал Тирион, бросив взгляд на кинжал у Мизинца на бедре.

— Я глубоко сожалею, если обидел вас. Все знают, как мы вас любим, милорд, и как мы в вас нуждаемся.

— Не забывайте же об этом, — сказал Мизинец и ушел.

— Пойдем со мной, Варис, — позвал Тирион. Они вышли в королевскую дверь за троном. Мягкие туфли евнуха тихо Шуршали по камню.

— Знаете, лорд Бейлиш прав. Королева ни за что не позволит вам отослать ее гвардию из города.

— Позволит. Ты позаботишься об этом.

— Я? — На пухлых губах Вариса мелькнула улыбка.

— Да. Ты скажешь ей, что это входит в мой план освобождения Джейме.

Варис погладил свою напудренную щеку.

— Это, безусловно, объясняет, зачем ваш Бронн разыскивал по всем притонам Королевской Гавани четырех человек: вора, отравителя, лицедея и убийцу.

— Если надеть на них красные плащи и львиные шлемы, они ничем не будут отличаться от прочих гвардейцев. Я долго думал, как бы заслать их в Риверран, и наконец решил не прятать их вовсе. Они въедут туда через главные ворота, под знаменем Ланнистеров, сопровождая кости лорда Эддарда. За четырьмя чужаками наблюдали бы неусыпно, — криво улыбнулся Тирион, — но среди ста других их никто не заметит. Вот почему я должен послать туда и настоящих гвардейцев, не только фальшивых… так и скажи моей сестре.

— И она ради любимого брата согласится на это, несмотря на все свои опасения. — Они прошли через пустую колоннаду. — И все же утрата красных плащей определенно обеспокоит ее.

— Я люблю, когда она неспокойна.

Сир Клеос Фрей уехал в тот же день, сопровождаемый Виларром и сотней ланнистерских гвардейцев в красных плащах. Люди Робба Старка присоединились к ним у Королевских ворот, чтобы начать долгий путь на запад.

Тирион нашел Тиметта в казарме — тот играл в кости со своими Обгорелыми.

— Придешь ко мне в горницу в полночь, — приказал Тирион. Тиметт посмотрел на него единственным глазом и коротко кивнул — он был не из речистых.

В ту ночь Тирион пировал в Малом Чертоге с Каменными Воронами и Лунными Братьями, но сам пил мало, желая сохранить ясную голову.

— Шагга, которая теперь луна?

Шагга нахмурился, приняв свирепый вид.

— Вроде бы черная.

— На западе ее называют луной предателя. Постарайся не слишком напиваться, и пусть твой топор будет острым.

— Топоры Каменных Ворон всегда остры, а топор Шагги острее всех. Когда я срубаю человеку голову, он чувствует это только тогда, когда хочет причесаться, — тогда она отваливается.

— Вот, значит, почему ты сам никогда не причесываешься?

Каменные Вороны загоготали, топоча ногами. Шагга ржал громче всех.

К полуночи замок погасил огни и затих. Несколько золотых плащей на стенах, конечно, видели, как они вышли из башни Десницы, но голоса никто не подал. Тирион — десница короля, и это его дело, куда он идет.

Тонкая деревянная дверь раскололась, когда Шагга ударил в нее сапогом. Посыпались щепки, и внутри ахнула женшина. Шагга окончательно разнес дверь тремя ударами топора и вломился в комнату. Следом вошел Тиметт, за ним Тирион, осторожно переступая через обломки. Угли в очаге едва тлели, и спальню наполнял мрак. Тирион отдернул тяжелые занавески кровати, и голая служанка уставилась на него круглыми белыми глазами.

— Не трогайте меня, милорды, — взмолилась она, — прошу вас. — Она съежилась под взглядом Шагги, пытаясь прикрыться руками — но рук не хватало.

— Ступай, — сказал ей Тирион. — Ты нам без надобности.

— Шагга хочет эту женщину.

— Шагга хочет каждую шлюху в этом городе шлюх, — пожаловался Тиметт, сын Тиметта.

— Да, — не смутился Шагга. — Шагга сделает ей здорового ребенка.

— Если ей понадобится здоровый ребенок, она будет знать, к кому обратиться. Тиметт, проводи ее — только без грубостей.

Обгорелый стащил девушку с кровати и выволок за дверь. Шагга смотрел ей вслед грустными собачьими глазами. Крепкий тумак Тиметта препроводил служанку в коридор. Над головой орали вороны.

Тирион откинул одеяло, под которым обнаружился великий мейстер Пицель.

— Что сказала бы Цитадель на ваши шашни со служаночками, мейстер?

Старик был гол, как и девушка, хотя далеко не столь соблазнителен. Его глаза с тяжелыми веками, вопреки привычке, были распахнуты во всю ширь.

— Ч-то это значит? Я старый человек и верный ваш слуга… Тирион вспрыгнул на кровать.

— До того верный, что отправил Дорану Мартеллу только одно из моих писем — а второе снесли моей сестре.

— Нет, — заверещал Пицель. — Это поклеп, клянусь, это не я. Это Варис, Паук, я предупреждал вас…

— Неужели все мейстеры так неумело лгут? Варису я сказал, что отдаю Дорану в воспитанники моего племянника Томмена. Мизинцу — что собираюсь выдать Мирцеллу за лорда Роберта из Орлиного Гнезда. О том, что я предложил Мирцеллу дорнийцу, я никому не говорил… это было только в письме, которое я доверил тебе.

Пицель вцепился в уголок одеяла.

— Птицы не долетели, письма пропали или были похищены… это все Варис, я расскажу вам об этом евнухе такое, что у вас кровь застынет в жилах.

— Моя дама предпочитает, чтобы кровь у меня оставалась горячей.