Роксана отвернулась от стола. Люк знал, что она его хотела, устало подумала она. И все равно убежал.

– Вы не возражаете, если я взгляну на самолет?

– Смотри, – Хуарес махнул рукой, и что-то в ее глазах не дало ему попросить отдельную плату за эту привилегию, – Но ты его там не найдешь.

Она ничего не нашла, даже пепла от его сигары. Ничто не говорило о том, что Люк когда-либо сидел в кабине, или держал штурвал, или изучал сквозь стекло звездное небо.

– Мы можем теперь пойти на север, – произнес Мышка, когда Роксана села в кресло пилота и замерла, глядя в пустоту. – Или вглубь материка, – он не знал, что делать, напуганный бессмысленным и потрясенным выражением ее лица. – Очень может быть, что он пошел вглубь.

– Нет, – она только покачала головой. Хотя тропический жар раскалил крышу самолета, Роксана была слишком холодна для слез. – Он оставил здесь свое послание.

Смешавшись, Мышка оглядел кабину.

Но, Рокси, здесь ничего нет.

– Знаю, – она закрыла глаза, чтобы боль разорвала ее сердце и позволила надежде навсегда покинуть его. Когда она вновь открыла их, ее взгляд был ясным и жестким. – Здесь ничего нет, Мышка. Он не хочет, чтобы его нашли. Давай вернемся домой.

Вы все еще не до конца свободны

От власти волшебства.

Вильям Шекспир, «Буря»

Теперь он вернулся. Его фокус с исчезновением на пять лет закончился, и, как настоящий ветеран сцены, Люк обставил свое возвращение с надлежащими помпой и торжественностью. А в итоге – пленил своего единственного зрителя.

На мгновение.

Этот прижавший ее к полу мужчина, проворно осаждавший ее рот и рассудок, не был иллюзией. Он был из плоти и крови. Все казалось знакомым до боли: тяжесть его тела, вкус его кожи, стучавшие у нее в висках молоточки и эти сильные, быстрые пальцы, гладившие ее по щеке.

Он был настоящим.

Он вернулся.

Он был самым низким в мире существом, которое когда-либо появлялось из грязи.

Ее руки замерли в его волосах, и внезапно она дернула с такой силой, что он завизжал:

– Боже, Роксана!…

Но она уже больше не притворялась. Изогнувшись, она сильно дала ему локтем под ребра и попыталась достать коленом между ног. Люку удалось остановить согнутое колено, и тогда она изо всех сил вмазала ему тем же локтем по подбородку.

У него из глаз посыпались искры. Когда он пришел в себя, то уже лежал на спине, а Роксана сидела сверху, широко расставив ноги и сердито ворча, а ее ногти с безупречным маникюром тянулись к его лицу.

Он схватил ее за запястья, сжал их и дернул вниз, пока эти скрюченные пальцы не содрали кожу с его физиономии. Они замерли в этом положении, и у каждого в памяти всплыли неуместные чувственные картины. Оба тяжело дышали и смотрели друг другу в глаза с откровенной взаимной неприязнью.

– Отпусти меня, Каллахан.

– Я пришел сюда с неисцарапанным лицом и уйти хочу с неисцарапанным.

Она еще раз дернулась, пытаясь освободиться, но он не ослабел за те пять лет, которые провел Бог знает где. Как и прежде, он был силен, как бык. Укусить его было бы неплохо, но недостойно. Роксана остановила свой выбор на презрении.

– Не беспокойся, твое лицо меня не интересует. Хоть он и разжал руки, но оставался в напряжении, пока она не встала – с изяществом и надменностью богини, поднимающейся из лужи.

Тогда он тоже вскочил с этой сверхъестественной скоростью и экономией движений, которую она так хорошо помнила, и стал перед ней, покачиваясь на носках. Ничего не говоря, Роксана повернулась к нему спиной и налила себе шампанского. Даже пузырьки, которые лопались у нее на языке, казались безвкусными и сухими. Но за это мгновение, такое нужное ей мгновение, она успела закрыть последний замок на своем сердце.

– Ты еще здесь? – спросила молодая женщина, поворачиваясь обратно.

– Нам надо о многом поговорить.

– В самом деле? – она отпила еще. – Странно, не представляю даже, о чем.

– Тогда говорить буду я, – он перешагнул через лужу и раскрошил бутон розы к себе в бокал. – А ты попробуй послушать, тебе это будет полезно, – его рука метнулась вперед, чтобы перехватить ее запястье до того, как она успела выплеснуть шампанское ему в лицо. – Хочешь еще подраться, Рокс? – его голос был низким и угрожающим, и – Господи помоги ей! – от этого тембра у нее по спине пробежали мурашки. – Ты ведь проиграешь. Силы не в твою пользу.

Он был прав. Ярость толкала ее броситься на него, искусать, исцарапать, но все кончилось бы тем, что она опять приземлилась бы на задницу. Ладно, в ее арсенале еще оставалось другое оружие. И она собиралась использовать все, лишь бы заставить его отплатить за то, что он когда-то бросил ее на столько долгих лет.

– Я не стану тратить на тебя шампанское, – его пальцы расслабились, и она опять поднесла бокал к губам. – и уж тем более – свое время. У меня назначена встреча, Люк. Так что тебе придется меся извинить.

– У тебя нет никаких встреч вплоть до завтрашней пресс-конференции, – он отсалютовал ей своим стаканом. – Я уже спросил это у Мышки. Почему бы нам не поужинать вместе? И все прояснить.

Роксана едва сдерживалась, чтобы не взорваться от гнева. Но спокойно повернулась к гримировочному столику и села.

– Нет. Спасибо, но нет, – отставив бокал в сторону, она принялась снимать кремом грим. – Я скорее отужинаю с бешеной крысой.

– Тогда мы поговорим здесь.

– Люк, время идет, – она бросила в сторону использованные салфетки. Теперь, без красок, которыми Роксана разрисовала себя для выступления, он увидел, что она стала еще красивее. Ни один из ее образов, которые он ухитрился сохранить в течение всех этих долгих лет, даже и близко не был похож на Роксану во плоти. Ни одно из желаний, мучавших Люка все это время, не могло сравниться с тем, что пронзило его сейчас.

– А когда время проходит, – продолжала она, накладывая на лицо увлажняющий крем, – то какие-то события кажутся нам крупными, а какие-то – мелкими, незначительными. Ты можешь считать, что то, что когда-то было между нами, стало маленьким-маленьким, почти неразличимым. Так что, давай не будем ничего выяснять, ладно?

– Я знаю, что обидел тебя… – но все, что собирался ей сказать, застряло у него в горле, когда он заметил в зеркале отражение ее глаз. Они казались дымчато-зелеными, и в них бушевала такая мешанина чувств, что больно было смотреть.

– Ты даже представить себе не можешь, что со мной сделал, – от этих слов, произнесенных шепотом, он почувствовал себя словно раздавленным. – Представить не можешь, – повторила она. – Я любила тебя всем сердцем, всем, чем была или могла быть, а ты разбил это чувство вдребезги. Ты уничтожил меня. Нет, не надо, – она сделала глубокий вдох, замерев, как изваяние, когда его рука потянулась к ее волосам. – Не прикасайся больше ко мне.