они не умели колдовать, – усмехнулся он, останавливаясь под перепончато-дырчатым пузом «люльки». – Либо прыгать в высоту как кенгуру. Видишь ручки?

– Это просто дырки.

– Простые дырки не имеют валиков по краям. – Матвей прикинул высоту, на которой висело днище саркофага; выходило метра три с половиной. – Ну-ка попробуем.

Он подпрыгнул.

Ни в юности, ни в молодости Матвей не играл в баскетбол, рост не позволял, хотя и маленьким не был – метр восемьдесят семь. Поэтому он всегда с завистью смотрел на игроков, способных забросить мяч в корзину сверху.

Однако в зале Мирмеков ему удался прыжок, о котором он раньше и не мечтал.

Ноги сработали как катапульта, подбрасывая вверх «ядро» тела, руки легко достали днище саркофага и вцепились в отверстия с валиками, похожими на ручки. Он повис под радостный возглас Дивы:

– Достал!

Подумал, что дальше? Не лезть же по зализанным буграми перепонок люльки как муравей, всовывая ноги в отверстия? Не акробат, не циркач, не альпинист. Или другого способа нет?

На всякий случай подтянулся и дёрнулся вниз всем телом, пробуя прочность ручек, рискуя выломать кусок днища под тяжестью тела.

Что-то хрустнуло, будто сломалась кость.

Вокруг отверстий с валиками, за края которых цеплялся Матвей, зазмеилась светлая трещина, и он инстинктивно отпустил края, спрыгивая на пол.

Но метаморфозы дна «люльки» на этом не кончились. Светлая змейка разлома образовала неровную окружность, и выломанная часть дна саркофага начала опускаться вниз, потянув за собой пучок жил и перепонок.

Матвей отскочил назад, отталкивая Диву:

– Поберегись!

Однако зубчатый край отломанного куска дна не упал, а плавно отогнулся вниз и медленно выдвинулся полупрозрачным языком до пола, образуя нечто вроде пандуса в окружении частокола жил и потёков материала, напоминавшего мутное потемневшее стекло.

– Ты гигант! – проговорила Дива.

– А то! – подбоченился Матвей. – Я ещё гранату далеко кидаю… и спички взглядом зажигать могу. И гренки в тостере поджаривать. Подожди здесь, я поднимусь. Единственный вопрос: на что может быть похож Гхош?

– Не знаю, – виновато шмыгнула носом Дива. – Никто его не видел, Тарас тоже. Может быть, на какой-нибудь шлем? Или дугу с наушниками? Он же переводчик, значит, должен как-то переводить хозяину всё, что слышит.

– Делали-то его не люди.

– Да-а… ну и что?

– Многие насекомые слышат не ушами, как мы, а ногами и другими частями тела[381]. Так что форма Гхоша действительно может быть любой. Я просто хотел представить, что нужно искать. Кстати, почему он так называется – Гхош? Странное слово.

– Это по-кхмерски «язык».

– Понятно, с таким же успехом его можно было назвать спикером или толмачом. Я пошёл.

Матвей попробовал ногой прочность «пандуса», полез по его бугристо-дырчато-жилистой, скользкой на вид поверхности, как по лестнице, цепляясь руками за жилы и желваки. Неизвестно, являлся ли этот странный лаз запасным входом в усыпальницу матки Мирмеков или Матвей на самом деле выдрал из неё часть обшивки – судя по размерам «пандуса» и дыры, пролезть в неё могло бы только существо не крупнее человека, – но преодолевать некие экраны и перегородки разведчику не пришлось. Он выбрался в полость саркофага где-то чуть сбоку от центра, осторожно выпрямился во весь рост и огляделся.

Стенки полости, также пористые, жилистые, перепончатые, источали грязно-серое свечение. В этом полумраке лежащий «скелет» царицы Мирмеков казался насквозь проржавевшей грудой железа, напоминавшей поверженного Терминатора из старого одноимённого фантастического фильма. Разве что у него было не две руки и две ноги, а восемь сложенных вдоль тела корявых лап и огромная голова размером чуть ли не в половину всего тела.

Запах «тления» внутри саркофага усилился, хотя в нём не было ничего гниющего: горьковатый, кисловатый, не очень приятный – запах сгоревшего пластика с необычными добавками.

Матвей настроился на поиск Великой Вещи (интересно, как она выглядит, чёрт побери?) и вскоре разглядел тусклое фиолетовое мерцание в боку «скелета», там, где под ним лежала одна из лап муравьиной царицы. Обошёл полутораметровой высоты брюхо (хитин не хитин, но очень похоже), наклонился над сочленением лапы с грудиной туловища, проследил за трёхколенчатым рычагом лапы и обнаружил на самом тонком сегменте – его можно было назвать запястьем – перед пятипалой суставчатой лапой нечто вроде браслета с тремя лепестками. В глубине браслета толщиной не больше двух сантиметров изредка проскакивала красная искорка, и тогда вся конструкция на пару мгновений одевалась в ореол едва заметного фиолетового свечения.

– Гхош! – невольно прошептал Матвей.

Браслет мигнул, в ушах прошелестело:

«Не-е‑е…»

Да ладно, мысленно отмахнулся он, с недоверием разглядывая браслет с лепестками. Я тебе не верю.

Созданное древними муравьями украшение, или чем бы оно ни являлось на самом деле, не ответило, хотя мерцание браслета участилось. Он почуял дуновение биополя человека и давал понять, что находится в рабочем состоянии.

Снаружи донёсся возглас Дивы.

Матвей не обратил на него внимания, поглощённый созерцанием браслета и размышлениями о том, как его снять.

– Сейчас-сейчас…

Пальцы коснулись выпуклости на браслете, внутри которой и загоралась искра свечения. Матвей почувствовал лёгкий электрический укол, отдёрнул руку, потом снова дотронулся до находки. Ощущение было, будто он погладил шелковистую ткань: материал браслета только напоминал металл, но металлом не был.

Искорка замигала чаще, родила фиолетовый пунктирчик, пробежавший по кольцу браслета и оборвавшийся у одного из лепестков.

Ты подсказываешь, как тебя можно снять? Я тебя правильно понял?

Матвей провёл пальцами по «шёлку» боковины браслета, нащупал лепесток, пошевелил, надавил… и отдёрнул руку.

Браслет беззвучно раскрылся и с лёгким стуком упал на пол «люльки», рядом с лапой «скелета».

– Мать твою! – выговорил Матвей. – Так и заикой стать можно!

Поднял браслет, удивляясь его лёгкости. С виду изделие муравьёв должно было весить килограмма два, на самом же деле весило граммов пятьдесят. Никаких особых деталей, рычажков и кнопок ни снаружи кольца, ни внутри браслет не имел, не считая фигурных лепестков, и лишь осознание того, что артефакт создан десятки миллионов лет назад, заставляло сердце сжиматься и захватывало дух.

Интересно, нельзя ли его надеть человеку?

Матвей повертел Гхош в руках, развернул, попробовал нацепить на руку и невольно вздрогнул, когда браслет изогнулся как живой и сам собой защёлкнул края, плотно прилипая к запястью левой руки.

– Блин! – пробормотал Матвей. – Доэкспериментировался… снять-то тебя можно?

Браслет мигнул.

Матвей потянул за лепесток – браслет раскрылся.

Понятно, спасибо, ничего сложного. Может, ты включишься, покажешь свои способности?

Браслет мигнул.

Включись!

Ничего не произошло. Вернее, Матвей не почувствовал того, что ожидал получить от «переводчика необъяснимого», зная его предназначение. Гхош отреагировал на его мысленную команду, однако не так, как он представлял. Вместо эфемерного мысленного шёпота или физического звука – уши тоже ничего не услышали – показалось, что от браслета по руке прянула волна электрического покалывания, отозвалась щекотливой полоской мурашек по спине и пронзила голову, оставив под черепом ощущение