На мгновение Руфус задумался, не выдал ли лишнюю информацию. Но ведь Аластер подписал соглашение о неразглашении. Был на ранчо. И работает на королеву, которую Т. Р. надеется сделать своей союзницей.

– Чего Т. Р. от нее хочет? – спросил Руфус.

– От особы, на которую я работаю?

– Да.

– Если я что-то понимаю в его планах – хотя не скажу, что вполне понимаю его мысли, – Т. Р. надеется, что его Шестиствольник проработает несколько недель, может быть, несколько месяцев, прежде чем кто-нибудь попытается прикрыть лавочку.

– К перебоям в снабжении он готов, – заметил Руфус. – В конце дороги, рядом с Шестиствольником, серы уже целая гора, и каждый день она пополняется. Запасы еды, воды, топлива тоже есть.

– Сбить снаряд при взлете не смогут даже военно-воздушные силы, – продолжил Аластер. – А снижаются снаряды, как я слышал, в воздушном пространстве Мексики.

– Так и есть.

– И мексиканские официальные лица дают понять, что их это вполне устраивает, – заключил Аластер. – Конечно, может возмутиться штат Техас; но, если эта благословенная прохлада задержится надолго, все, кто живет от ранчо с подветренной стороны…

– Остин, Сан-Антонио, Хьюстон, – вставил Руфус. – Избирателей там немало.

– …почувствуют, что Т. Р. оказал штату большую услугу.

– Он ведь один из них, – кивнул Руфус. – Техасский уроженец. Построил револьвер размером с дом, утер нос «зеленым» и прочим левым… да они на него молиться будут!

– Значит, вопрос в том, что сможет – и захочет – сделать федеральное правительство США. Что ж, если оно этим заинтересуется, вопрос отправится в путешествие по судам и разным комитетам и застрянет там надолго. Достаточно надолго, чтобы многие вспомнили и задумались о синдроме отката.

– Что еще за синдром отката?

– Страшилка, всплывающая каждый раз, когда заходит речь о геоинженерии, – ответил Аластер. – Точнее, не то чтобы страшилка – опасение-то вполне законное. Вкратце вопрос вот в чем: что произойдет, если, проработав некоторое время, система вдруг резко остановится?

Руфус задумался.

– В этом случае… если мы выбрасываем вверх серу, она отражает солнечные лучи и снижает температуру на Земле…

– Если вмешается правительство и заставит Т. Р. закрыть Пина2бо, не произойдет ли резкий откат назад? Катастрофический откат – такой, что нынешнее потепление нам покажется раем? Не опаснее ли это, чем позволить Пина2бо работать дальше?

– А ответ кто-нибудь знает?

– Нет, – ответил Аластер. – И не узнает, пока…

– Пока на полки не вернется туалетная бумага. – Аластер явно его не понял, и Руфус пояснил: – Пока Эшма не получит свои «инстанции».

– Именно. А что касается твоего вопроса, Рэд… Думаю, Т. Р. нужны союзники. Те, кто готов публично поддержать его проект. И кто готов будет в нужный момент, когда придет время, заговорить о синдроме отката и о том, что этот эффект может сотворить с их странами.

– И такой союзницей станет Саския.

– Возможно. Конечно, ее поддержка будет чисто символической. Но она может повлиять на народ… а народ выбирает Генеральные штаты.

– А кому это может не понравиться? – спросил Руфус. – Кроме тех ребят, что ненавидят всякую геоинженерию в принципе.

Аластер пожал плечами.

– Да любой стране, в которой корова сдохнет от побочных эффектов.

– На прошлой неделе я говорил с Т. Р., и он мне сказал: «Некоторые придут в ярость», – задумчиво проговорил Руфус. – Он имел в виду то же, что и ты. Страны, которые, как и Эшма, построят модель, посмотрят на результаты и за голову возьмутся.

– Несколько лет назад ученые строили модели того, что произойдет, если выбрасывать в атмосферу различные аэрозоли – в основном именно серу – из разных частей света. Что произойдет, если стрелять серой из Европы? Из Северной Америки? Из Индии? Из Китая? И результаты оказались на удивление разными. Оказывается, очень важно, где это происходит. И на каждую часть света это влияет по-своему. Но если бы мне пришлось отвечать прямо здесь, прямо сейчас, не выходя из паба, основываясь только на том, что знаю на данный момент, – я бы сказал: в конечном счете все сведется к конфликту Китая и Индии.

Последнее слово заглушил новый звуковой удар. Руфус заткнул пальцами уши, показывая, что ничего не слышит, и подождал, пока грохот уляжется.

– Ты сказал, конфликт Китая и Индии?

– В этих прогнозах очень часто случается, что выгода для одной из этих стран оборачивается невыгодой для другой. Муссоны и всякое такое.

– Китай и Индия, значит. Но кто на чьей стороне? У кого из них корова сдохнет?

– Спроси через неделю. Или, знаешь, даже не спрашивай – просто смотри новости.

Руфус кивнул. Он не сказал вслух того, что сейчас думал: лучше смотреть новости, чем быть в новостях – и как бы дело ни кончилось тем, что они здесь, он сам и другие с ранчо «Летящая S», станут главной новостью года.

Большой Лосось

На обратном пути в автобусе к ближайшему добровольческому лагерю Пиппа нарезала видео у себя на ноутбуке, а за ужином, пока все ели чечевицу и картофельное карри, смонтировала и выложила в Интернет. Лагерь находился на берегу озера, в центре скопища каменных стен и хижин. Выцветшие дорожные знаки сообщали, что когда-то здесь находился хостел для особенно отважных искателей приключений. Наевшись до отвала и обработав боевые ранения, «братья» нашли здесь клочок земли, на который никто не претендовал, очистили его от камней и едва успели поставить палатки до наступления темноты.

Наутро Лакс проснулся, разбуженный естественной потребностью и незнакомым ароматным запахом. Странно, очень странно – для него. После ковида Лакс практически утратил способность ощущать любые запахи, кроме дурных. Врач объяснил ему, что ковид повредил нервные клетки в ткани ноздрей – те, что выступают посредниками между самими обонятельными рецепторами и нервными путями, по которым информация о запахе поступает в мозг… или как-то в этом роде. После победы над инфекцией эти нервные клетки у всех больных пытаются восстановиться, но получается по-разному, в зависимости от того, насколько сильно они повреждены. К кому-то обоняние возвращается полностью, кто-то его теряет навсегда. А промежуточное состояние определяется важнейшей потребностью тела – потребностью выжить и сохранить способности, необходимые для выживания. Самое важное, что делает обоняние, чтобы сохранить нам жизнь, – предупреждает о том, что может нас убить: о дыме, утечке газа, об испорченной еде. Поэтому к некоторым пациентам дурные запахи возвращаются первыми. А поскольку связь с обонятельными рецепторами не восстановлена до конца, нос начинает нас обманывать: нюхаешь розу или дольку чеснока, а ощущаешь что-то опасное. Лакс так и застрял в этой фазе. Кое-какие запахи – по большей части запахи опасности – он распознавал правильно,