Орущий голос велел ей подняться на ноги. Приглушенный голос говорил, что это всего лишь приступ паники, который рано или поздно должен был случиться. Сегодня ночью она сделала выбор, разве не так?

Нет, не сделала.

Теперь она это знала. Именно здесь и сейчас ей предстояло выбрать, прыгнуть ли в нору вслед за кроликом, сделать шаг в его мир или же остаться в нормальном мире. У нее была последняя возможность отступить. Следующие секунды будут самыми важными в ее жизни.

Последняя возможность…

Марта поднялась. Ей по-прежнему было дурно, но она знала, что может быстро бежать. Он никогда за ней не угонится. Марта набрала в легкие кислорода, и кровь доставила его в мозг. Она облокотилась о крышку морозильной камеры и увидела на гладкой поверхности свое отражение. Увидела сережки.

«Я люблю его. Вот что я здесь делаю».

Потом она снова открыла крышку.

Труп залил кровью почти все продукты. Кроме того, дизайн упаковок продуктов «Фрионор» был очень старомодным. Минимум двенадцать лет, все совпадает.

Она сосредоточилась на дыхании, на размышлениях, на том, чтобы отогнать от себя все неважное. Если они хотят поесть, она должна добраться до магазина. Можно спросить у кого-нибудь из детей, где находится ближайший продовольственный магазин. Да, так она и поступит. Яйца с беконом. Свежий хлеб. Клубника. Йогурт.

Марта закрыла крышку и зажмурила глаза. Ей казалось, она сейчас заплачет, но вместо этого она рассмеялась истеричным смехом человека, который находится в состоянии свободного падения в кроличью нору. Затем она открыла глаза и пошла к лестнице. Поднявшись наверх, она поймала себя на том, что напевает песенку.

«That you’ve always been her lover and you want to travel with her»[37].

Сумасшедшая.

«…and you want to travel blind and you know that she will trust you»[38].

Сумасшедшая, сумасшедшая.

«…cause you’ve touched her perfect body with your mind»[39].

Маркус сидел у открытого окна и играл в «Супер Марио», как вдруг услышал, что снаружи хлопнула дверь. Он выглянул на улицу. Та красивая тетенька. Во всяком случае, сегодня она была красивой. Она шла от желтого дома к калитке. Маркус вспомнил, как Сын засветился, когда он рассказал ему, что видел, как она входила в дом. Нельзя сказать, чтобы Маркус так уж хорошо разбирался в подобных вещах, но ему показалось, что, наверное, Сын в нее влюблен.

Тетенька подошла к девчонкам, прыгавшим на резиночке, и о чем-то их спросила. Они показали в сторону, она улыбнулась, что-то прокричала им и быстро пошла туда, куда они махали руками.

Маркус собрался снова погрузиться в «Марио», но его внимание привлекли раздвинувшиеся в спальне занавески. Он взял бинокль.

Там был Сын. Он стоял у окна с закрытыми глазами, приложив руку к перевязанному боку. Он был голым. Он улыбался и казался радостным. Как Маркус в рождественский вечер перед тем, как открыть подарки. Нет, скорее, как Маркус, проснувшийся на следующий день после Рождества и перебирающий в памяти полученные подарки.

Сын достал из шкафа полотенце, открыл дверь и хотел выйти, но остановился. Он посмотрел в сторону, на стол, и взял что-то с него. Маркус навел бинокль.

Тетрадь. В черном кожаном переплете. Сын открыл тетрадь и стал читать. Потом он выпустил из рук полотенце, сел на кровать и продолжил чтение. Перелистал страницы. Несколько минут просидел так. Маркус видел, как черты его лица постепенно меняются, а тело напрягается и застывает.

Потом он резко вскочил и швырнул тетрадь в стену.

Запустил туда же настольную лампу.

Ухватился за бок, прокричал что-то и уселся на кровать. Наклонил голову и потянул ее вниз сложенными на шее руками. Так он и сидел, дрожа всем телом, как будто его сотрясали судороги.

Маркус понял, что произошло что-то ужасное, но не понял что. Ему захотелось побежать туда, сказать или сделать что-нибудь, чтобы утешить Сына. Это он умел, он часто утешал маму: говорил о чем-нибудь хорошем, что они делали вместе, она ведь помнит? Выбирать приходилось из малого, всегда из одних и тех же трех-четырех событий, и она вспоминала, начинала грустно улыбаться и трепать его по волосам. А потом ей становилось лучше. Но вместе с Сыном он ничего такого хорошего не делал. И может быть, Сын хочет побыть сейчас один, это Маркус бы понял, он и сам такой. Если мама хотела утешить его, когда его что-то мучило, он раздражался, словно утешение делало его еще слабее, словно эти хулиганы были правы и он на самом деле размазня.

Но Сын-то не был размазней.

Или был?

Он только что поднялся и повернулся к окну. Он плакал, глаза его были красными, а щеки – мокрыми от слез.

Что, если Маркус ошибается, что, если Сын точно такой же, как он сам? Слабый, трусливый, готовый смыться, убежать и спрятаться, чтобы его не побили? Нет-нет, это невозможно, Сын не может быть таким! Он большой, и сильный, и смелый, и помогает тем, кто не такой. Или тем, кто еще не стал таким.

Сын поднял тетрадь, сел и начал писать.

Через некоторое время он вырвал страницу, скомкал, бросил в мусорную корзину у двери и снова стал писать. На этот раз он закончил быстрее. Взял листок и прочитал написанное. Потом закрыл глаза и приложил листок к губам.

Марта поставила пакет с продуктами на кухонный стол и вытерла пот со лба. До магазина идти оказалось дальше, чем она думала, и обратно она почти бежала. Она сунула коробочку клубники под кран, выбрала две самые большие красные ягоды и взяла букетик лютиков, которые насобирала по дороге. При мысли о его горячем теле под одеялом она вновь испытала сладкий укол. Героинщица, словившая кайф во время возни на кухне. Потому что теперь он стал ее наркотиком. Она подсела после первого укола. Она пропала, и ей это нравилось!

Уже на лестнице, увидев открытую дверь спальни, Марта поняла: что-то не так. Слишком тихо.

Кровать была пуста. На полу валялась разбитая настольная лампа. Его одежда исчезла. Под осколками лампы она заметила черную тетрадь, которую нашла в кровати.

Марта позвала его по имени, уже зная, что ответа не последует. Когда она пришла, калитка была открыта, хотя она была уверена, что закрывала ее. Они пришли и забрали его, как он и говорил. Он, конечно, сопротивлялся, но безрезультатно. Она оставила его спящим, она не позаботилась о нем, она не…

Марта повернулась и увидела на письменном столе листок бумаги. Он был желтым, наверное, его вырвали из блокнота. Слова были написаны старой ручкой, лежащей возле подушки. И первое, что пришло ей в голову: наверное, это ручка его отца. И еще не прочитав текст, она подумала, что история повторяется. Она прочитала, выпустила из рук цветы и закрыла ладонью рот – бессознательное движение, призванное скрыть гримасу, когда губы искривляются, а глаза наполняются слезами.