Во Флоренции он искал должность секретаря, но напрасно. Онхотел в покое заниматься литературой. Но пришел молодой Морозини из Венеции, заплатилза старого господина и вовлек его в водоворот удовольствий. Потом пришлиЗановиц, Дзен и Медини, молодые и старые плуты, обобрали лорда Линкольна надвенадцать тысяч стерлингов и все четверо были высланы из Флоренции: Зановиц,Дзен, Медини и Казанова. Казанова кричал, особенно в мемуарах, что с нимпоступили несправедливо.

Он начал повсюду занимать небольшие суммы и все меньшиесуммы. У нищенствующего актера, который был парикмахером и звался графом дел'Этуаль, он увел женщину, легендарную англичанку Бетти, школьную подругу СофиКорнелис. В Неаполе Он стал подыгрывать шулерам Гудару и Медини, с которымирассорился, причем с Медини он дрался на дуэли дважды и трижды. От Агаты онполучил назад серьги, которыми когда-то отплатил ей за ее преданность. Агатаустроила ему возлюбленную — Каллиену. Он сам отмечает повторение реальности илисюжетных поворотов. «Это было четвертое приключение такого вида.» Егосексуальные страдания были непереносимы. «Мне было сорок пять лет, я все ещелюбил прекрасный пол, хотя с меньшим огнем, у меня было больше опыта и меньшемужества к дерзким предприятиям; так как я все больше выглядел как папа, чемкак юноша, то считал себя имеющим все меньше прав и выдвигал притязания всенезначительней.»

В 1771 году он покинул Рим, еще раз решив начать новуюжизнь. После тридцати лет бешеной радости он устал от удовольствий. У негобольше не было денег. Его старый друг и покровитель Барбаро тоже умер. Онотказался от всякой роскоши. Это был злой счет от жизни. Тем не менее онникогда не был профессиональным соблазнителем. Этим он чванился. Но как странени как отвратителен его сексуальный порыв, желания стареющего плута. В Неаполеили Салерно он встретил свою настоящую дочь Леониду; она была замужем заимпотентом после импотента-друга, герцога де Монталонна, который уже умер.Маркиза хотела ребенка: Казанова любил свою дочь раз, второй, третий, онародила мальчика, он позже видел его, это был красивый юноша.

В Риме он посетил Бернис и ее подругу, княгиню Сан-Кроче, вкоторую Казанова влюбился; он однако не решился сказать ей это или показать, вто время как княгиня одевалась и раздевалась перед ним, как перед слугой, и,вероятно, у него был шанс.

И в конце своих мемуаров, почти в пятьдесят лет, он сновавстретил в Триесте Ирену, дочь графа Ринальди, которую он когда-то лишилдевственности; у нее была дочь девяти лет, которая очень ему нравилась ипозволяла ласкать себя; девятилетнюю девочку у него увидел также другойлюбитель детишек, барон Питтони, и тоже выпросил себе посещение малышки и еематери. И мемуары Казановы кончаются стилистически выдержанно: «Ирена покинулаТриест с труппой, три года спустя я снова нашел ее в Падуе с дочерью, котораястала прелестной и с которой я возобновил нежные отношения». Но иотвратительный, опускающийся, стареющий развратник — тоже Казанова и тожепринадлежит картине. Он тоже подданный Эроса.

Эти последние годы перед возвращением в Венецию и годы послевторого бегства из Венеции были каруселью страданий, мук, разочарований,унижений и литературных попыток. В Пизе ему пришлось продать крест орденаЗолотой Шпоры. В Риме он стал членом академии «Неплодовитых». В Болонье ониздал памфлет против двух памфлетов болонских профессоров, из которых одинназывал uterus животным, а другой ему оппонировал. Он напечатал это в 1772году, речь шла о психофизических проблемах дам. Во Флоренции он перевел«Илиаду» итальянскими стихами. Другая брошюра, которая утеряна, стала причинойдвадцатишестилетней переписки с Пьетро Дзагури и является основным источникомсведений о последних годах жизни Казановы. Дзагури два года подряд добивалсяпомилования Казановы. По его совету Казанова приехал в Триест, чтобы бытьсовсем близко к Венеции. Там он исполнял определенную агентурную службу длявенецианского правительства и работал над польской историей: «Istoria delleturbulente della Polonia della mocte di Elisabetta Petrowna fino alla pace frala Rusia el a Porta Ottomana…», Герц, 1774, 3 тома. Сочинение должно былосостоять из семи томов, но другие тома из-за разногласий между автором ииздательством не вышли. Из переписки Казановы (изданной Мальменти) следует, чтоон окончил труд еще в 1771 году.

В Триесте Казанова жил экономно, у него не было денег,только пятнадцать цехинов дохода из Венеции от двух его друзей. Венецианскийконсул в Триесте поддерживал усилия больного ностальгией Казановы. НаконецКазанова получает охранное письмо от 3 сентября 1774 года, которое разрешаетему свободное возвращение в Венецию. 14 сентября он сходит на берег в Венеции.На этом столь интересном месте Казанова прерывает свои воспоминания вдвенадцатом томе.

Его радость была чудовищной, как и его разочарование. Самымхудшим было то, что на родине ему было гораздо тяжелее добывать свой ежедневныйхлеб, чем на чужбине. От Барбаро он унаследовал месячную ренту в шесть цехинов.Равным образом шесть цехинов он получал от Дандоло. Снова он искал службу,маленькое место, крошечную безопасность. Это была нагая бедность. Это былапечальная жизнь. Конечно у него были друзья, он наслаждался родным языком,родным воздухом, родным небом. У него были кофейни, отечественные комедии, онмог, как всегда и везде, говорить обо всех великих князьях и лордах, своихстарых друзьях. Он цитировал Дюбарри, царицу Екатерину II, Людовика XV,герцогиню Нортумберлендскую, своего друга, короля Польши.

Он вернулся домой, но слишком поздно, в пятьдесят лет,«старик».

Но у этого старого человека его лучшее время, его величие,было впереди. Пятидесятилетний начал, наконец, свою настоящую карьеру —литературную. Для женщин наслаждением был наверное двадцатилетний,тридцатилетний. Для мужчин он стал приятен только теперь, человек зрелый,человек мудрый, знаток мира, «философ», великолепный рассказчик.

В «Истории моего побега» Казанова рассказывает, как онначинал этим наслаждаться, что показал себя целому городу, став разговоромцелого города. Он посетил каждого инквизитора, каждый приглашал его к столу,чтобы услышать истории его побега и его дуэли в Польше. Он посетил патрициев,которые его особенно поддерживали: Дандоло, Гримальди, Дзагури, Моросини.Возвращение на родину доставило ему несколько счастливейших часов… Но далеекаждый ожидал, что службу ему даст Венеция. Девять лет подряд он утруждалсянапрасно. Тогда он сказал себе: «Либо я не создан для Венеции, либо Венеция недля меня. Придется провести новую схватку, заново покинуть родину, как покидаютприятный дом, где есть злой сосед.»

В 1776 году Казанова становится специальным тайным агентомсуда инквизиции, который оплачивается в зависимости от важности своихсообщений. А с 1780 года в пятьдесят пять лет он становится платным шпионом тойсамой инквизиции, которая когда-то приказала заточить его под Свинцовые Крыши.Он служит инквизиции за пятнадцать дукатов в месяц. Его задачей было доноситьинквизиции о проступках против религии и добрых нравов. Он жаловалсяофициально, чаще всего тайно, на частоту разводов, на упражнения пальцевмолодых людей в темных ложах театров, на обнаженные модели художественных школ.Он доносил на своих друзей, которые читали Вольтера или Руссо, Шаррона, Пирронаили Баффо, Ламеттри или Гельвеция. Он подписывал шпионские сообщения «АнтониоПратолини».