— На улице Драги, — поправил он.

— Она скоро снова будет называться улица Короны. Так вот, с тех пор, как я переехала в этот дом, у меня никого, кроме тебя, не было. Я клянусь тебе моей бессмертной душой, и пусть я вечно буду мучиться в аду, если это не правда. Два с половиной года я жила в грехе с тобой, и, если это сделало меня потаскухой, пусть, я такая, но я была твоей потаскухой. Я…

Она замолчала. Снова послышался шум, громче, чем прежде, нечто, похожее на рев зверей, перемежаемый грохотом перевернутой мебели.

— Они уже недалеко, — прошептала Драга. — Они в салоне! Слышишь, как колотят по роялю!

Александр хихикнул.

— У них ведь наверняка ни у кого никогда не было рояля в доме. Хотят немного поупражняться.

— Ты нисколько не боишься, — с удивлением сказала она.

— Нет. Нисколько не боюсь. Король никогда не боится.

Она снова услышала его хихиканье и поняла, что он говорил искренне. Он не испытывал никакой боязни или страха, которые ее мучили, происходящее на него никак не действовало. Ей пришло в голову, что она — за исключением той достопамятной ночи в Висбадене, когда он мальчишкой забрался к ней в постель, — ни одного-единственного раза не видела, чтобы он чего-то испугался. Наверное, в этом был ключ к его характеру и к загадке непредсказуемого своенравия методов его правления. В тринадцать лет его провозгласили королем, причем провозгласил сам отец, единственный авторитет, который Александр признавал. Когда Милан встал перед ним на колени и поцеловал руку юного короля, в юношеском сознании окончательно укрепилась вера в свою непогрешимость. Он был король, а короли не только непогрешимы, но и не боятся последствий своих поступков. Божьей милостью король — поэтому Бог несет за него ответственность и должен защищать его от всех зол на свете. Самое странное заключалось в том, что Александр вообще в Бога не верил, во всяком случае так, как Драга. Или на место Бога он ставил провидение, — в конце концов, это одно и то же.

Время затишья, когда заговорщики обыскивали помещения для слуг, Драга провела большей частью в молитвах, стоя на коленях на старом деревянном полу. Иногда она вставала и пыталась что-нибудь разглядеть из окна.

— Куда же они все подевались? Где дворцовая охрана? Где Лаза? Никодим? Никола? — спрашивала она Александра. — Саша, я чувствую, их всех убили. Иначе они давно были бы здесь. Почему я не разрешила Николе вернуться к его Нанетте? А Никодим, он вообще не хотел быть наследником престола. Еще сегодня утром он умолял меня, заклиная небесами, разрешить ему уехать. Он такой умница, мой Никодим.

— Отчего же он ведет себя так по-идиотски, если он такой умница? Умудрился поссориться со всем офицерским корпусом. По мне, твои братья могут жить где угодно — в Париже или Брюсселе. Я не собираюсь силой заставлять скупщину принимать закон о престолонаследии!

— Нам отсюда живыми не выйти, — горестно прошептала Драга.

— Неправда, — возразил Александр с непоколебимой уверенностью.

— Ох, если бы у меня было столько мужества, как у тебя, Саша.

Впервые с тех пор, как Драга его знала, она чувствовала себя ребенком, а в нем видела взрослого.

Так стояли они, обнявшись и поддерживая друг друга, когда услышали снова приближающийся топот.

— Это опять они! — прошептала Драга.

— Подожди! Может быть, это охрана идет к нам на помощь.

Приближающийся громкий шум и доносившееся с разных сторон эхо быстро рассеяли надежды — это была не охрана, опасность становилась все ближе. Ворвавшиеся попали в будуар. Звон разбитого фарфора мешался с проклятиями впавших в бешеную ярость мятежников.

— Ваза из севрского фарфора, ее подарил твоему отцу президент Карно, — сказала Драга. — Ужасно жалко. Она неповторима.

Александр внимательно прислушался.

— Эти мерзавцы пьяны. Их не так много, не больше двадцати. Напились где-то вместе и решили штурмовать Конак. Это не запланированный переворот, что-то вроде спонтанной вспышки. Они пьяны и вообще не понимают, что творят.

— Не обманывай себя, Саша, они прекрасно все понимают. Как раз этого мы уже давно опасались. Кажется, что…

Ее слова утонули в грохоте взрыва, которым была взорвана дверь в спальню. Драга вскрикнула, но тут же закрыла ладонями рот, чтобы заглушить полные страха рыдания, буквально потрясавшие ее.

Эхо от взрыва еще долго разносилось в разные стороны. Сквозь тонкую щель между железной дверью и рамой можно было слышать обрывки слов, доносившихся из расположенной рядом спальни. Александр больше не мог заблуждаться насчет природы восстания. Ворвавшиеся осыпали проклятиями и его и королеву, вымещая злобу на супружеской кровати. Он безошибочно различил голоса людей, в чьей преданности никогда не сомневался.

— Это полковник Мишич, — прошептал он Драге.

— Боже мой, они тащат за собой генерала. Он должен сказать им, где мы, но никогда не скажет. Боже, благослови нашего Лазу.

— Мишич! — Александр не верил своим ушам. — Мишич — значит, и вся армия. Ну и подлецы!

— Они не знают про этот альков. Но кто-нибудь им все равно покажет.

— До сих пор никто не показал, значит, у нас есть шанс.

— Рано или поздно нас найдут.

— До той поры может многое измениться.

— Если нам повезет.

— Пока нам всегда везло. Если бы Лаза поднял вовремя по тревоге охрану, Мишича с его бандой здесь не было бы.

Они слышали, как люди зашли в ванную комнату, как затем полковник Мишич, явно не знавший, что предпринять, скомандовал идти на поиски в Новый Конак.

— Теперь мы спасены, — прошептал король.

Слышны были звуки удаляющихся шагов. Последовало молчание, которое время от времени нарушалось, когда кто-то возвращался в спальню, выдвигал ящики и рылся в их содержимом.

— Что это? — спросила Драга.

— Они грабят, — в ярости сказал Александр. — Завтра я наведу порядок. И первым, кого я погоню из дворца, будет Лаза.

— Но Саша, он же не сказал им, где мы.

— Это его вина, что все зашло так далеко. Он отвечал за безопасность дворца. Ничего себе безопасность! Король и королева должны прятаться в темном алькове, как дети, которые боятся наказания! Толпа пьяных офицеров врывается во дворец, как будто это заброшенная хижина в горах! Нет, Лаза должен уйти!

Грабители тем временем ушли из спальни. Наступившая тишина пугала Драгу больше, чем шумная суматоха.

— Ты несправедлив, Саша! Лаза очень хороший человек.

Защищать Лазу энергичней она не стала, побоявшись разбудить в короле ревность.

— Следующим будет Цинцар-Маркович. У меня чувство, что он стоит за всем этим. Поэтому вчера днем просил об отставке. Я не должен был прощать ему его предательское поведение перед нашей свадьбой. Он же человек отца, до сих пор им остается. Папа все-таки был уникальный человек. Знаешь, иногда мне не хватает его.