за этим погружаемся в записки самого Печорина, который повествует о событиях, случившихся до «Бэлы» и тем более до встречи с Максимом Максимычем. Более того, повестям «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист» предпослано второе предисловие – предисловие рассказчика, а в повесть «Княжна Мери» вторгается отголосок прежней жизни Печорина, история его давней любви к Вере. Но Лермонтов не ограничивается этим: во вторую часть почему-то вынесен не весь дневник Печорина, а лишь повести «Княжна Мери» и «Фаталист». «Тамань» отнесена зачем-то к первой части, где она стилистически выбивается из общего ряда.

Если разобрать роман на отдельные сцены и собрать заново, в строгом хронологическом порядке, то получится, что сначала нужно было рассказать о Вере, затем о Тамани, потом о княжне Мери и фаталисте, после этого о Бэле и Максиме Максимыче и, наконец, о знакомстве Максима Максимыча с рассказчиком и об их встрече с Печориным. Оба предисловия следовало бы в таком случае соединить и превратить в общее послесловие. Причем лишь в последнем абзаце романа следовало бы сообщить о смерти героя в Персии, поскольку иначе гаснет напряжение в сцене дуэли Печорина и Грушницкого. Рассказчик затягивает развязку, держит интригу, а читатель совершенно не волнуется: мы же заранее знаем, что Григорий Александрович останется жив, а Грушницкий, соответственно, погибнет.

Но Лермонтов нарочно приглушает таинственность, преднамеренно гасит наш сюжетный интерес к внешней канве романа. Он подчинил свой роман другой логике: от внешнего к внутреннему, от простого к сложному, от однозначного к неоднозначному. От сюжета – к психологии героя. И то, что самое первое, самое приблизительное представление о Печорине читатель получает именно от простодушного героя, служаки Максима Максимыча, конечно же не случайно. Мы видим слишком сложного героя глазами слишком простого персонажа и потом шаг за шагом пробиваемся к «настоящему» Печорину, со всеми его проблемами, со всей его глубиной.

Герой нашего времени (роман, 1839–1840; опубликован отдельным изданием без предисловия – 1840; 2-е издание с предисловием – 1841)

Бэла – главная героиня повести, открывающей романный цикл. Бэла – младшая, «лет шестнадцати», дочь мирного (то есть признавшего власть русских) черкесского князя, сестра юного Азамата, похищенная им для влюбленного Печорина. То есть, по сути, купленная русским офицером в обмен на коня Карагеза, принадлежавшего Казбичу, «не то чтоб мирному, то чтобы не мирному» черкесу. (Печорин устроил дело так, чтобы Азамат смог похитить коня, о котором мечтал.) Она полюбила Печорина, короткое время была счастлива, но ощутила печоринское охлаждение и впоследствии была похищена и убита Казбичем.

Мы не знаем, как воспринимают Бэлу Азамат или Печорин; от самого начала до самого конца она показана глазами доброго и ограниченного Максима Максимыча, который чувствует чужую боль, но зачастую не понимает ее причин и не различает оттенков. Сама о себе она рассказать не может, поскольку плохо говорит по-русски, а Максим Максимыч не очень-то свободно – по-черкесски; мы не допущены в ее внутренний мир и можем лишь догадываться о глубине ее радости и силе ее страдания, а о ее молчаливых размышлениях не знаем вообще ничего.

Это важно для лермонтовского замысла. Рядом с противоречивым Печориным и довольно сложно устроенным рассказчиком должны быть либо очень простые, либо кажущиеся очень простыми герои. Ровно до того момента, когда Печорин сам окажется рассказчиком и своим проницательным взглядом различит глубину в остальных – как минимум, в Вере и Вернере. Но в большинстве повестей, составивших роман, действует другое правило: чем проще персонажи, тем загадочнее герой.

То же происходит и с распределением литературных ролей. Автор позаботился о том, чтобы Печорин выбивался из привычных амплуа, был противопоставлен большинству героев русской прозы, зато напоминал героев байронических поэм, которые ищут свободы, но несут несвободу в себе. А все остальные персонажи, наоборот, кажутся знакомыми, обычными. Максим Максимыч в чем-то сродни Белкину, в чем-то – лирическому рассказчику из лермонтовского «Бородино». А Бэла словно сошла со страниц «Кавказского пленника» Пушкина или «Эды» Баратынского.

При поверхностном прочтении нам кажется, что Бэла – очередная представительница «дикого» мира, которая становится возлюбленной «европейца» и либо гибнет из-за этой любви, либо губит героя – как Земфира в Алеко («Цыганы»). Сколько таких героинь мы встречали в русской классике начала XIX века… Однако если вдуматься в логику Лермонтова, то окажется, что он перевернул сюжет; не герой попадает в «дикий» мир и уводит оттуда «дикарку», а героиню помещают в чужую для нее среду, где она гаснет. И не потому, что среда ей чужая – она прекрасно приспособилась к порядкам, царящим у русских, ей хорошо, пока Печорин ее любит. А потому что чувство ее предано, и как только Печорин ее разлюбил и живое чувство напоролось на мертвую скуку, Бэла теряет привязанность к жизни. Это в чем-то роднит ее с самим Печориным, она скучает, и скука для нее равнозначна смерти.

Да и любит она совсем не как «дикарка», а как нормальная женщина; так любят Печорина все показанные в «Герое нашего времени» женщины, будь они «дикарки» или «европейки». Недаром в лермонтовском романе резко изменен мотив, подхваченный у Пушкина. В «Бахчисарайском фонтане» христианство Марии противопоставлено «магометанству» Заремы, а Гирей раздваивается между крестом и полумесяцем. Бэла тоже размышляет перед смертью, не принять ли ей крещение, чтобы после смерти быть вместе с Печориным. Но отказывается не потому, что верна исламу, не потому что христианство ей не близко, не потому что душа ее раздваивается, как у Гирея. Но потому, что она тоже фаталистка, как все главные герои романа: «она умрет в той вере, в какой родилась». Просто этот природный, естественный фатализм не предполагает равнодушия, к которому склоняется Печорин, или того фатализма привычки, который присущ Максиму Максимычу.

Не срабатывает и другая параллель, которую (как ложную приманку) предлагает читателю Лермонтов. Это параллель с сюжетом «Бедной Лизы», которая играет, вообще-то говоря, большую роль в романе «Герой нашего времени». Слишком велик соблазн сопоставить сюжетные обстоятельства карамзинской повести и лермонтовского романа. Бедная Бэла гибнет, соприкоснувшись с миром европейской скуки, как бедная Лиза погибла, соприкоснувшись с развращенным городом. Жестокий Печорин, как Эраст, измеряет любовь деньгами и начинает с того, что покупает Бэлу. И потом откупается от нее – нарядами. А после ее смерти (это автором подчеркнуто) «накупает» серебряные галуны для гроба. Но на самом деле никакого социального подтекста в этом нет и быть не может – в отличие от «Бедной Лизы»; у Лермонтова противопоставлены не бедность и богатство, чистота и зараженность городскими нравами, а вечные начала: мужское