Антоний добрался до Габора уже весь в крови, а отнятые жизни перьями складывались в серебряные крылья, сияющие за его спиной, пусть увидеть их мог только безумный. Смерть шла вслед за монархом, протягивая руки к дарам, которые он для нее оставил, и желая забрать душу самого палача. Перо его жизни, без сомнения, было ярче всех, какие она только видела, хотя, возможно, перо умирающей в храме девочки затмит сиянием короля.

Антоний не желал разговаривать с предателем – он напал на Габора сразу. Леверн остановился позади монарха, готовый прийти на помощь своему правителю, если потребуется.

– Вы сегодня не первый, кто желает моей смерти, Антоний. Но я определенно последний, кого вы увидите. Как вам мои подарки, впечатляют? – Габор обвел рукой лес вокруг, легко увернувшись от выпада короля. Антоний уже устал от сражений, и советник прекрасно понимал это.

– Подарком… станет… твоя смерть. – Его величество тяжело дышал и едва держался на ногах. Мир перед его глазами утратил краски – монарх видел лицо противника сквозь густую алую пелену. В короле закипала невиданная доселе ярость – он желал врагу смерти, настолько лютой, что даже старые воины после не смогут перечислить все ужасы, которые доведется испытать Габору в последние мгновения жизни.

– Антоний, – протянул Габор с чувством превосходства. Раньше он гордился тем, что может манипулировать королем, сейчас же преимущество над жалким монархом было столь очевидным, что не стоило и упоминания. Согнать с трона падаль отныне казалось ему благородным делом.

– Твоя дочь и лжепринцесса уже мертвы. В воздухе витает запах крови, монахи покинули храм – значит, ритуал состоялся именно так, как я запланировал. Неужто не слышишь? В честь покинувшей этот мир души гудит, кажется, сам воздух.

Габор откинул голову назад, чтобы вдохнуть поглубже, и Антоний попытался было воспользоваться моментом. Он уже занес меч над головой советника, но Габора тут же заслонили его воины. Леверн был готов защитить короля, как и стражи, которые обступили монарха, но Антоний приказал не вмешиваться.

Сколько воодушевления было на лице у советника! Леверн всерьез подумал, что Габор тронулся умом – кто, имея здравый смысл, будет так радоваться непонятному звуку? Однако что-то было в его поведении, какая-то бесконечная уверенность в своей правоте; словно он был тем самым взрослым, который пугает детей историями о несуществующих чудищах: дети верили, а взрослый прятал довольную улыбку – они все повелись на обман. Габор как будто вот-вот собирался рассказать, почему дети вокруг него глупы.

Но монолога советника Леверн не дождался – храм исчез в ярком свете, внезапно осветившем лес, и озеро пошло волнами, да такими, что вблизи стоящие воины в панике отскочили подальше. Глаза ослепило, и рыцарь упал на землю.

* * *

Голоса эхом отбивались от стен, пением разносились по залу и поглощались водой. Адалин побежала, чтобы поскорее оказаться в зале для жертвоприношений. Но, когда она в него влетела, мраморный пол словно исчез – Ада едва не рухнула на колени от увиденного. У стен, склонив в почтении гладкие головы, стояли монахи. Их лица выражали высшую благодать – монахи верили в то, что вершат правое дело, ставя свою волю превыше другой.

В противовес их отстраненности у противоположной стены бился в крике Евандер, и Адалин приложила здоровую руку к сердцу, ощущая, как разрывает его на части крик мужчины. Евандера сложно было узнать – его искаженное мучением и отчаянием лицо казалось дикой гримасой, в которой едва угадывались человеческие черты. Страж лежал на руках, и его движения были странными – Адалин видела, как Евандер тяжело поднимается на колени, цепляясь за что-то невидимое, а после вновь сползает, будто не в силах выпрямиться во весь рост. Однако голос, который пронесся по залу, быстро заставил принцессу забыть о пленнике – под каменной чашей лежала Агата. Среди холодного мрамора и высоких стен она выглядела ягненком, которого загнала в ловушку стая волков.

Адалин знала, что должна защитить ее, но вот беда – волки уже растерзали ее тело, и церемониальное платье мокло от крови, тянущейся из ее руки, как от истока. Магия призывала кровь – тонкие дорожки от раскрытых ран на правой руке тянулись вверх по предплечью к шее, а после вниз по левой руке, к когтям; с них кровь текла к церемониальной чаше, постепенно наполняя ее. Агата не замечала ничего вокруг – в ее устах предсмертной песней звучали слова, которые должна была произнести настоящая принцесса:

Ада не верила, что время продолжает ход. Оно будто остановилось, когда несколько минут назад Агата разрезала когтями свою руку; сам мир встал на край, когда Адалин, следуя желаниям, поцеловала Винсента. Принцесса, с трудом шагая, направилась к Агате и упала возле ее головы на колени. Адалин попыталась было привести самозванку в чувство – она трясла здоровой рукой ее плечо, но Агата не реагировала. Лжепринцесса только счастливо улыбалась, одурманенная ощущением легкости, которое дарила магия церемониальных когтей. Ей больше не нужно было ничего делать. Только ждать.

Ада протяжно взвыла, поднимая голову к черному потолку, подобно раненному стрелами животному, которое бьется в агонии перед смертью, чувствуя, как утекает жизнь.

По влажным пальцам принцессы прошелся ветер, и когти, только что плотно державшиеся на руке Адалин, соскользнули, освобождая владелицу – кровь Агаты до краев наполнила ритуальную чашу и жертвоприношение свершилось. За когтями Адалин последовали и когти самозванки – они с громким звоном рассыпались по полу, знаменуя конец ритуала. Агата, благодарно улыбнувшись, прикрыла веки, и ее тело обмякло в руках принцессы. Она свободна. Монахи покинули зал для жертвоприношений, тихо шелестя своими одеждами, – они видели, как первая кровь жертвы протекла сквозь чашу и окрасила святую воду в алый цвет. Их миссия завершена, и сегодня Санкти могут быть довольны – их слуги вновь подтвердили, насколько всесильна вера.

Ада дышала, ее сердце билось, но разум ушел вместе с Агатой, с ее кровью. Капля за каплей она опускалась в священную воду, и звук был единственным в храме.

Принцесса гневно посмотрела на чашу.

– Не ее. – Адалин терялась в безысходности. – Не ее кровь. Вам нужна не ее кровь. А моя! Проклятая магия! – Принцесса поднялась, оттолкнувшись рукой от пола, и подставила ладонь под чашу, собирая последние капли. – Верните ее кровь обратно. Я должна умереть вместо нее! Верните ее жизнь, ведь я здесь! – Адалин кричала до рези в легких, прятала глаза за ладонью, размазывая по лицу кровь Агаты. Металлический вкус ощущался во рту – несколько капель попали на пересохший язык, будто бы дразня голодное животное. Она хорошо помнила агонию, настигнувшую ее, когда отрубили пальцы. Сейчас Адалин жаждала подобного, потому что нынешняя душевная боль была в десятки раз сильнее физической.