А как не дать? Если б Ярослав перед нею был, а то милый батюшка, Мстислав Удатный. Очень уж он встревожился, когда узнал про случившееся на Плещеевом озере. Чуть ли не на коленях умолял он ее, чтобы не губила она своей души, и впредь, что бы ни стряслось, ни в коем разе сама расправу со своей жизнью не чинила. Вот и пришлось ей поклясться перед иконой и поцеловать крест.

Теперь ее любимого больше не было. Тот, что стоит перед нею, – иной. Он – венчанный, а это большая разница. Порой даже слишком большая. Так что теперь ей одна дорога – в монастырь. Та же смерть, только мучительная, растянутая во времени.

«Вот и проваливай! – хотел крикнуть Ярослав. – Все равно ты мне четыре лета как не жена со своими бабскими болячками. А я себе – свистнуть только – мигом другую сыщу!»

Но пустота, внезапно образовавшаяся в груди при известии о ее отъезде, заставила его произнести вслух совершенно иное:

– А может, погодишь малость? Уж недолго тебе со мной осталось мучиться, – неожиданно даже для самого себя попросил он с непривычной мягкостью в голосе. – Умру, а там поступай как знаешь.

Ростислава впервые за время их разговора взглянула в глаза мужа и поняла: не врет. И впрямь чует, что вот-вот. Она немного подумала. Конечно, отвратно еще несколько дней провести рядом с убийцей любимого человека, но, наверное, так уж ей суждено.

– Хорошо, – ответила коротко и тут же повелела занести обратно все собранные пожитки в девичью, но узлов не развязывать и из ларей и сундучков ничего не вынимать.

Отдав все распоряжения, она спросила мужа:

– Твои люди зарубили Константина или иное что с ним содеяли? И что он, никого из убивцев так ножом и не пырнул? – Сама же в ожидании ответа снова отвернула голову в сторону, чтоб не смотреть на постылого.

«Да живой он, живой», – хотел было сказать Ярослав, но вдруг почуял неладное.

Сперва эта мысль была какой-то неясной, словно грозовая туча, когда она еще копится где-то там вдалеке, набирая силу. А уж затем из нее молния, да прямо в темечко полоснула – нож! Откуда ей про нож известно?! Да уж не она ли его и передала Константину?! А зачем?

И тут же новая догадка еще одной молнией в голове блеснула – про Переяславль.

«Так это что же получается?! Это ж она!.. Она и он!.. Он и она!»

А додумать и сил не оставалось. В груди сразу что-то загорелось, жечь начало. Так вот кому он своим очередным унижением обязан, да еще каким?! Ах ты ж!..

Еще на что-то надеясь, он грубо ухватил жену за подбородок и, преодолевая сопротивление, повернул к себе.

– В глаза мне! – промычал сквозь зубы, зверея от бешенства.

Ростислава послушно взглянула на мужа. В это же мгновение все туманные остатки надежды тут же послушно развеялись под испепеляющими лучами ненависти, полыхнувшими в фиолетовых зрачках жены.

– Ты… когда… успела? – прохрипел он, по привычке нащупывая свой меч, хотя после прибытия в Киев так ни разу им и не опоясывался – тяжко.

Ответа Ярослав так и не дождался. Почти сразу же боль в груди неимоверно усилилась, перерастая в ослепительно яркое пламя, вспыхнувшее перед глазами, после чего он стал медленно валиться на пол.

…До самой своей смерти он больше ни разу не пришел в себя. Ростислава же хозяйничала в тереме, часами сидела в ложнице у изголовья больного мужа – словом, вела себя как примерная супруга. А уж что творилось в ее душе – кто ведает.

Вот только когда Ярослав умер, она почему-то не проронила ни единой слезинки.

Едва справили тризну, как княгиня вновь повелела собираться в дорогу. На этот раз – окончательно. Впереди ее ждали могила-монастырь и гроб-келья. Слегка утешало Ростиславу лишь твердое ощущение того, что все это ненадолго. Всего-то несколько месяцев потерпеть, ну, самое большее, полгода-год. И все. И тогда она окончательно отмучается.

Через несколько дней после ее отъезда в Киев долетели первые вести о Константине. Будто бы он на Иван-озере сбирает полки и твердо намерен отмстить ворогам за всех, кто полег на Калке.

Но Ростислава в это время уже проехала земли Смоленского княжества.

Мгновенно солнце озарило Равнину и брега реки И взору вдалеке открыло Татар несметные полки.

К. Рылеев

Состязание с неблагоприятной судьбой, которая ни в какую не хотела улыбаться рязанскому князю, у Константина продолжилось и на пути к Иван-озеру. Вначале один из дружинников свалился в жестокой горячке, после чего гонку продолжили вдевятером. Затем ладья, в которой плыл князь, напоролась на огромную подводную корягу, которая пропорола днище.

Словом, дни проходили под девизом «Да здравствуют приключения!» и к Иван-озеру их прибыло всего четверо, включая самого Константина.

Кстати, этот день тоже не обошелся без беды. Едва князь прибыл в расположение своих полков, как тысяцкий Позвизд доложил ему о положении дел в Ожске. Хмурясь и избегая смотреть Константину в глаза, он сообщил, что буквально за пару дней до появления князя из града прибыл гонец, который оповестил, что произошел взрыв терема, в коем проживал Михаил Юрьич.

Больше гонец толком ничего не рассказал, так что судьба Миньки оставалась пока под вопросом, но абсолютно точно было известно следующее. Во-первых, он сам находился в тот момент в тереме, а во-вторых, перед самым взрывом он зачем-то разогнал всех куда подальше.

– Ну, ежели тела не нашли, то, может, он еще и живой, – сконфуженно бормотал тысяцкий Ожского полка, по-прежнему не глядя на князя.

«Нитроглицерин, – сразу понял Константин. – Та самая бутыль с нитроглицерином, которой он нам со Славкой когда-то хвастался. Я тогда, помнится, запретил ему все эксперименты, но больше пары лет он не выдержал. И рвануло, скорее всего, во время какого-нибудь опыта. А значит… – Он зло скрипнул зубами. – Значит, остался ты один, Константин Владимирович, совсем один. Так что придется тебе, мил человек, разом за всех четверых потрудиться».

– Помощник-то его живой? – спросил он, немного подумав.

– Живой, – как-то загадочно протянул Позвизд.

– Ну хоть Сергий там остался. Значит, за Ожск можно быть спокойным, – вымолвил князь хмуро, но тысяцкий, смущенно кашлянув, робко поправил его:

– Так-то оно так, вот только не остался он там.

– То есть как не остался?!

– Сказал, что эти камнеметы, кои они с Михал Юрьичем построили, без него никто не разберет и не соберет. Опять же починка может понадобиться али еще что. Ну я и сказал, что мол… – И он, осекшись под каким-то недобрым выражением княжеских глаз, тут же изменил концовку: – А я говорю ему, тут уж токмо на усмотренье самого князя. Как я могу воспретить али разрешить без Константина Володимеровича? Никак я не могу ничего. Оно ж дело-то такое.

– Где он?! – рявкнул князь.