наблюдать на войне. Поморщившись от этого вида, я был готов дать газ и убраться оттуда, оставив этот кошмарный ужас позади. Затем внезапно… почти невероятно… мы попали под обстрел из АК47.

Я дернул головой влево и вправо, высматривая, откуда велся огонь. Боже мой, подумал я, не могу в это поверить! Они были там — дульные вспышки, из частично обрушенного бункера, который по невероятной случайности избежал полного уничтожения бомбами. Кто бы ни был на другом конце этого автомата, он был чертовски зол и решил меня сбить. Его огонь был непрерывным и точным.

Когда я развернулся, чтобы ответить на его вызов, человек выскочил из обломков бункера и нырнул в одну из воронок от бомб B-52, преследуемый пулями из М60 Паркера. Он был обнажен по пояс, за исключением сумки с патронами, и держал свой АК47.

Я вышел на Фостера.

— Хочешь верь, хочешь нет, но у меня здесь один живой вражеский солдат. Он был в одном из взорванных бункеров и сейчас нырнул в воронку. Мы собираемся убрать его, а потом я вернусь к тебе.

Фостер подтвердил прием, полагая, что я не мог ожидать больших проблем от одного контуженного бомбами вражеского солдата, укрывшегося в открытой воронке от B-52.

Я перемахнул через обвалившийся бункер, который находился на краю воронки. Когда я был над краем воронки, солдат снова начал стрелять. Он давал по мне больше огня, чем я мог ему ответить. Этот парень собирался драться.

Каждый раз, когда я зависал над воронкой, он выдавал по мне длинную прямую очередь, а затем исчезал обратно в воронке. Я не мог сказать, где он появится снова.

Я отошел назад и решил сделать быстрый проход над воронкой, чтобы засечь его укрытие. Ему удалось выпустить по мне еще одну очередь, и несколько пуль попали в вертолет. Но я смог заметить нору в стенке воронки, прямо у края. После того, как солдат стрелял в меня, он прыгал обратно в эту маленькую нору, где я его не видел.

— Черт побери, Джимбо — сказал я Паркеру — Достань его. Когда он высунет свою голову, достань его, пока он не достал нас одной из своих очередей.

Я сделал еще три прохода. Мы снова обменялись выстрелами с маленьким бойцом. Он попал в нас несколькими выстрелами, а мы опять промахнулись.

В отчаянии, я снова вызвал Паркера.

— Черт побери, давай газовую гранату. С газом мы надерем ему задницу!

Паркер вытащил чеку из гранаты со слезоточивым газом и запустил ее прямо в центр воронки.

Я подождал достаточно долго, чтобы воронка заполнилась газовой взвесью, затем легонько повел «Вьюна» в свой, как я думал, последний заход. Когда я осторожно накренил нос над краем, меня снова встретила длинная очередь из АК. Этот парень теперь уже невероятно меня расстроил.

В следующий раз, когда я был над кратером, вражеский солдат вылез из своей норы. Очевидно у него была полная морда слезогонки и ему было трудно дышать. Но это его не остановило. Когда я проходил, он поднял оружие и сделал по мне два выстрела.

Потом — ничего. Либо у него кончились патроны, либо заклинил автомат. Теперь он был мой. Причина моей разочаровывающей игры в прятки… я наконец его прижал! Он стоял у воронки и у меня не было ни малейшей причины его не снять.

Слегка довернув влево и подработав ручкой циклического шага, я остановил мое скольжение вправо и завис. Я был в пятнадцати футах (прим. 5 м) над ним и мы смотрели в лицо друг другу. Я слегка накренил нос. Мой палец напрягся на спуске минигана. Но я не стал стрелять.

В глубине моего сознания была четкая картина вражеского солдата в траншее, с его оружием, направленным прямо мне в голову, когда я завис над воздушными стрелками Боба Харриса в похожей воронке. Этот парень не стрелял… и он заставил меня замереть.

Я вернулся к реальности и посмотрел на вражеского солдата в этой воронке. Все еще держа оружие, он смотрел на меня с вопросом в его глазах — почему ты не стреляешь?

Этот солдат вынес все, что мы могли на него бросить, и он выжил и выстоял. Его решимость и стойкость, такая же, как и у его соотечественников, так долго поддерживали его против стольких противников. Смерть этого человека ничего не изменила бы, а убить безоружного было бы непростительно. Я сказал себе — «отпусти его, отпусти его». Этот ублюдок заслуживал того, чтобы уйти отсюда.

Я снова завис в воздухе и посмотрел ему в лицо. Не было никакого выражения. Мы смотрели друг другу в глаза в последний раз. Затем я кивнул ему в знак уважения, отвел нос и свалил оттуда.

В этот день мы оба отправлялись домой. Это было моей последней боевой задачей в моем первом туре во Вьетнаме.

Постскриптум

Вьетнам в 1969-м году был местом, куда отправлялись молодые американцы, потому что их об этом попросила страна. Находясь там, они делали свою работу наилучшим образом, который они знали, а затем с нетерпением ожидали возвращения домой к своим друзьям, семьям, школам и работе.

С надеждой на приветствие и общее одобрение американской общественности.

В качестве свежевыпущенного пилота вертолета, мне повезло быть назначенным в роту «D»(воздушную) 1-го эскадрона 4-го кавалерийского полка и пробиться в команды поиска и уничтожения 1-й пехотной дивизии. Я горжусь, что был членом этой группы и годы только сделали это чувство взаимосвязи крепче.

При написании «Нижних уровней ада», мне посчастливилось найти и поговорить с рядом других молодых людей, которые были со мной в 1969-м году. Они меня очень поддержали. Во-первых, они подтолкнули меня к выполнению этой задачи. Но, что более важно, они мягко подталкивали меня рассказать, как все было на самом деле, и избежать создания «военного романа». Я сделал все возможное для этого.

С самого начала я собирался использовать реальных людей и реальные имена. А также — насколько я мог — я пересказывал реальные ситуации, происходившие при обстоятельствах и условиях, существовавших в то время. Делать что-то меньшее казалось несправедливым по отношению к тем, с кем я служил в отряде.

Я искренне благодарю всех моих товарищей за то, что они вспомнили и помогли мне вспомнить и пересказать события 1969 года. Особенно спасибо бывшему Четыре Шесть Бобу Харрису. Он потратил время и особые усилия, чтобы передать мне свои яркие воспоминания о том ужасном дне 28-го