— Пойдем, Грейс. Все кончилось.

Грейс машинально приложила руку к виску. В голове все еще звучали призывные и отчего-то смутно знакомые сигналы рога.

— Что ты сказала?

— Смотреть больше не на что. Пора возвращаться. Я так замерзла, как будто сегодня День Среднезимья, хотя по календарю еще только начало второй половины месяца синдата.

Грейс пропустила слова баронессы мимо ушей, потому что никак не могла оторвать глаз от ведущей к замку и давно опустевшей дороги. Она еще не успела разобраться в своих ощущениях, но определенно чувствовала, что внутри нее что-то изменилось. О чем она только что думала? Нет, не вспомнить! И все же было какое-то несоответствие в этом пышном въезде — то ли в сопровождавшей Иволейну свите, то ли в подчеркнуто надменной манере держаться самой королевы…

— Грейс!

Она с усилием отвела взор.

— Да-да, идем. Извини, Эйрин, я немного замечталась…

Баронесса удивленно покосилась на нее, пожала плечами и двинулась в обратный путь. Грейс следовала за ней по пятам. Они спустились по спиральной лестнице и приближались к дверям ее комнаты, когда она вдруг вспомнила, о чем думала, наблюдая за возглавляющей кортеж Иволейной.

«На ее месте должна была ехать я».

Господи, чушь-то какая! Грейс поежилась, решительно прогнала прочь крамольные мысли, юркнула в спальню и с облегчением захлопнула за собой дверь.

Прошло несколько дней, в течение которых Грейс все сильнее ощущала себя пленницей в каменной клетке Кейлавера. Прибытие Иволейны заставило обитателей замка трудиться с повышенной активностью. К счастью, далеко не всех толорийцев из королевской свиты пришлось размещать непосредственно в цитадели — большая часть нашла себе пристанище на постоялых дворах в городе. В этом имелся свой резон, если учесть, что ожидался приезд еще пятерых монархов. Даже если каждый из них притащит с собой хотя бы половину того количества приближенных, что составляли свиту Иволейны, Кейлавер просто лопнет от такого количества народу. Но работы у Эйрин, лорда Олрейна и прочих в любом случае прибавилось.

Как ни странно, но чем усерднее трудились все вокруг, тем меньше забот выпадало на долю Грейс. Она страшно скучала и томилась от безделья. На второй день после приезда делегации Толории Грейс, как обычно, маялась в своей комнате, то и дело поглядывая на теплый шерстяной плащ, подаренный баронессой. Если раньше ей были недоступны вылазки за пределы крепости — в первую очередь из-за холода, — то теперь все изменилось.

Грейс нерешительно взяла в руки плащ. Она знала, что должна спросить разрешения, но у лорда Олрейна была масса дел, а поймать короля вообще не представлялось возможным. Вдобавок никто не позаботился заранее прочесть ей права и обязанности, что формально избавляло ее от каких бы то ни было обязательств. Да и в конце концов, герцогиня она или нет?

«Ты просто ищешь предлог, Грейс!»

А-а, плевать! Сколько можно торчать в четырех стенах? Безделье всю жизнь угнетало Грейс сильнее всего прочего. Уже не думая о последствиях, она накинула плащ и выскользнула из комнаты.

Десять минут спустя Грейс Беккетт стояла у ворот, ведущих в нижний двор цитадели. Сердце ее лихорадочно билось. Она закуталась в плащ и накинула капюшон, спрятав лицо, но уже начала сомневаться в разумности своего поступка. Немного постояв, прижимаясь спиной к кирпичной стене арки ворот, она вдруг вспомнила, как проезжала здесь почти две недели назад. Но тогда она была с Даржем, замерзшая, голодная и плохо соображавшая, и поэтому совсем позабыла, какой оживленной и полной людей может быть базарная площадь.

— Ты сама этого хотела, Грейс! — прошептала она сквозь стиснутые зубы, глубоко вдохнула и сделала первый шаг.

Грязь оказалась гораздо глубже, чем могло показаться с первого взгляда. Она доходила чуть ли не до половины сапожек и на каждом шагу угрожала лишить обуви. Вокруг сновали, бесцеремонно толкаясь, крестьяне с корзинами хлеба и яблок, оруженосцы, закупающие провизию для своих господ, толстые купцы, торгующие всем, начиная от пива и восковых свечей и заканчивая штуками материи разнообразной текстуры и расцветок. Потом Грейс вдруг очутилась посреди целой отары громко блеющих овец и только чудом ее не сбили с ног и не вдавили в грязь копыта четырех или пяти дюжин этих мирных на вид животных.

Одно радовало: никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Длинный, до пят, плащ закрывал кринолин, так что вряд ли кто мог опознать в ней герцогиню. Да и едва ли знатные дамы отваживались появляться на рынке без соответствующего сопровождения. Львиную долю торговцев и покупателей составляли крепостные крестьяне и свободные фермеры, производящие сельскохозяйственную продукцию — эта, так сказать — основа феодальной системы, которая, собственно, и функционировала только благодаря их усилиям.

Грейс понемногу продвигалась к центру базара, где было сосредоточено большинство прилавков и где шла самая бойкая торговля с телег и тачек. Многие товары привлекали к себе ее внимание: чеканные медные вазы и кубки, сверкающие на солнце стальные клинки ножей и кинжалов, деревянные шкатулки, инкрустированные слоновой костью и ляпис-лазурью, фигурные восковые свечи и мотки крашеной шерсти. Обезображенный каким-то кожным заболеванием мужчина продавал серебряные кольца, демонстрируя их прямо на скрюченных болезнью пальцах. Оборванные ребятишки носились взад-вперед, клянча милостыню или предлагая покупателям грубо вырезанные из дерева талисманы-обереги в виде обнаженных женщин, трубящих в охотничий рог, мужчин с лошадиными мордами или вздыбленных черных быков.

— Талисманы! Продаю талисманы! — кричали дети, размахивая своими поделками.

Грейс вдруг сообразила, что деревянные статуэтки, изображающие быка, наверняка имеют отношение к культу Ватриса. Следовательно, трубящая в рог женщина и мужчина с лошадиной головой представляли, видимо, какие-то другие культы. Судя по всему, религиозной нетерпимостью в доминионах не страдали.

Она внезапно остановилась, заметив у себя под ногами втоптанную в грязь деревянную фигурку. Подняла и смахнула прилипшие к статуэтке глину и песок. Черный бык. В спине животного торчала символизирующая меч иголка, вокруг которой распространялись потеки красной краски. Грейс коснулась меча-иголки пальцем. Любопытно. Выходит, в этом мире даже богов иногда приносят в жертву. Поколебавшись, она открыла кошелек и убрала в него найденный амулет.

В ноздри ударил аппетитный запах — горячий, нежный и неудержимо манящий. Нюх безошибочно привел Грейс к крайнему в ряду прилавку у самой крепостной стены, возле которого располагалась жаровня и стоял здоровенный краснолицый мужик.

— Булочки со специями! Непревзойденный вкус! — вещал пекарь, легко перекрывая голосом царящий вокруг шум. — Спешите отведать, испечено по милостивому соизволению самого короля!

Заметив Грейс, булочник широко осклабился. Состояние его зубов заставляло предположить, что он до сих пор чрезмерно увлекается дегустацией собственной продукции.