Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя глаза совсем как у панды. Но тебе идет.
– Мне кажется, я в тебя чуть-чуть влюблена.
– Спорим, ты говоришь это всем мужикам, что лежат в интенсивной терапии.
Тогда я повернулась и поцеловала его. Открыв глаза, я обнаружила, что он внимательно смотрит на меня.
– Что ж, я готов рискнуть, если и ты согласна, – сказал он.
Я с трудом проглотила ком в горле:
– Сэм, я не уверена.
– Не уверена в чем?
– Жизнь коротка, да? И мы оба это понимаем. А что, если ты и есть мой шанс? А что, если только ты способен сделать меня счастливой?
Когда люди говорят, что осень их любимое время года, то они наверняка имеют в виду дни вроде сегодняшнего: утренняя дымка, сменяющаяся пронзительно ярким светом; в углах груды принесенных ветром листьев; успокаивающий запах прелой травы. Некоторые утверждают, что в городе невозможно заметить смену времен года, поскольку бесконечные серые здания и особый микроклимат из-за автомобильных выхлопов стирают погодные различия; ты выскакиваешь из сухого помещения на промозглую, сырую улицу, и наоборот. Но на крыше смена сезонов чувствовалась особенно остро. И дело было не только в бескрайнем небе над головой, но и в посаженной Лили рассаде, которая все лето обеспечивала меня сочными красными помидорами, и в ампельной землянике, благодаря которой можно было полакомиться сладкими ягодами. Цветы покрывались бутонами, распускались и желтели, свежая зелень раннего лета сменялась засохшими стеблями и кружевом голых ветвей. И здесь, наверху, в слабом дыхании ветра уже чувствовалось приближение зимы. Где-то высоко в небе летит самолет, оставляя за собой длинный белый след, а на улице продолжают гореть включенные с вечера фонари.
Тем временем на крыше появилась мама, вырядившаяся в слаксы. Стряхнув со штанин капельки влаги, она окинула довольным взглядом собравшихся гостей:
– Луиза, твой садик на крыше – это что-то. Здесь столько места! Ты можешь запросто принять хоть сто человек. – Мама достала из пакета несколько бутылок шампанского и осторожно поставила их. – Я вот что тебе скажу! По-моему, ты очень храбрая девочка, если тебе хватило мужества снова сюда подняться.
– А я до сих пор ума не приложу, как ты умудрилась отсюда навернуться, – заметила моя сестра, наполнявшая бокалы. – Только ты способна свалиться вниз с такой широкой площадки.
– Моя дорогая, ты что, забыла? Она ведь тогда была пьяная в стельку. – Мама снова повернулась к пожарной лестнице. – Луиза, откуда у тебя столько шампанского? На вид оно жутко дорогое.
– Начальник подарил.
Пару дней назад мы с ним подсчитывали выручку и мило болтали. В последнее время мы с ним постоянно болтали, особенно после того, как у него появился ребенок. Кстати, я получила подробную информацию о том, как у его жены отходили воды, о чем сама миссис Персиваль наверняка предпочла бы умолчать. Так вот, я рассказала ему о своих планах, и он вдруг куда-то исчез. Я, грешным делом, решила, что это очередное свидетельство его придурковатости, однако уже пару минут спустя он вернулся с коробкой, в которой было полдюжины бутылок шампанского. «Вот. Скидка шестьдесят процентов. Забрал все остатки. – Он протянул мне коробку и пожал плечами. – Почти халява. Так что берите. Не стесняйтесь. Вы заслужили».
Когда я осыпала его словами благодарности, он смущенно пробормотал, что шампанское не высшего качества, да и вообще, эту марку сняли с производства, но уши у него покраснели от удовольствия.
– Ты хотя бы для приличия сделала вид, будто радуешься, что я осталась в живых. – Я протянула Трине поднос с бокалами.
– Ой, я уже сто лет назад переросла тот период, когда хотела быть единственным ребенком в семье. Ну, может, не сто, но года два – это точно.
Появившаяся с упаковкой салфеток в руках мама спросила трагическим шепотом:
– Как думаешь, такие сойдут?
– А почему нет?
– Мы же будем принимать самих Трейноров, ведь так? Они наверняка не пользуются бумажными салфетками. А исключительно льняными. С вышитым гербом или вроде того.
– Мам, мы будем принимать их на крыше бывшего офисного здания в Восточном Лондоне. Вряд ли они ожидают увидеть здесь серебряный сервиз.
– Кстати, – сказала Трина, – я привезла запасное пуховое одеяло Тома и подушку. Наверное, уже стоит потихоньку начать перетаскивать к тебе свое барахлишко. Мне поручено осмотреть завтра детский клуб.
– Какое счастье, что вы, девочки, сумели обо всем договориться! Трина, если хочешь, я могу присмотреть за Томом. Только дай знать!
Мы толклись вокруг стола, расставляя бокалы и бумажные тарелки, а когда мама отправилась за очередной партией неподобающих салфеток, я шепотом спросила:
– Трин, неужели папа действительно не придет? – Увидев кислую физиономию сестры, я постаралась не выдать своего разочарования. – Все по-прежнему, да?
– Надеюсь, что, когда меня не будет, им волей-неволей придется общаться. А так они кружат вокруг друг друга, точно боксеры на ринге, но разговаривают исключительно со мной или с Томом. Что жутко бесит. Мама делает вид, будто ей наплевать, что он к нам не выходит, но я-то знаю, что это не так.
– Если честно, я надеялась, что он придет.
После того инцидента со стрельбой я видела маму дважды. Она записалась на курс современной английской поэзии в образовательном центре для взрослых и теперь помешалась на поисках символов. Каждый опавший листок символизировал распад и старение, а каждая птица в небе – надежды и мечты. Мы были с ней на поэтических чтениях в культурном центре на южном берегу Темзы, где мама сидела как завороженная, лишь дважды нарушив гробовую тишину восторженными аплодисментами, а еще ходили в кино, после чего посетили женский туалет дорогого отеля. Там они с ее новой подругой Марией угощались сэндвичами, расположившись на раскладных стульях в гардеробе. И оба раза, когда мы оставались наедине, мама становилась непривычно нервной. «Ведь правда мы чудесно проводим время?» – постоянно спрашивала она, словно призывая меня с ней поспорить. А затем она подозрительно замолкала или, наоборот, начинала бурно возмущаться грабительской ценой сэндвичей в Лондоне.
Трина развернула скамью и взбила принесенные из квартиры подушки.
– Если честно, я волнуюсь за дедушку. Ему не нравится вся эта напряженная обстановка. Теперь он меняет носки по четыре раза в день, а еще сломал две кнопки на пульте от телевизора, потому что слишком сильно на них нажимал.
– Черт, ну и дела! И кто теперь о нем позаботится?
Моя сестра в ужасе уставилась на меня.
– Не смотри на меня так! – воскликнули мы обе в унисон.
Наш разговор прервало появление первых гостей – Линн и Сунила из моей группы психологической поддержки, – с порога осыпавших меня восторгами по поводу захватывающего вида на город.