Однако в ближайшие десятилетия нейробиологию, возможно, ждет взрывной рост. Мы сегодня на пороге новых поразительных научных открытий. Когда-нибудь человек научится без всякого труда силой мысли управлять объектами вокруг себя, записывать воспоминания, лечить болезни психики, повышать интеллект, понимать мозг до последнего нейрона, создавать резервные копии мозга и телепатически общаться друг с другом. Мир будущего будет миром разума.

Но Джой и не оспаривал потенциальные возможности наших технологий в деле облегчения боли и страданий людей. Ужас у него вызывало другое. Он думал о том, что расширение возможностей человека может расколоть род человеческий. В статье он нарисовал грустную антиутопию, в которой крохотная часть человечества — элита — получит усиленный интеллект и разовьет другие ментальные процессы, а основная масса людей будет жить в бедности и невежестве. Его тревожит, что человеческая раса расколется надвое, и может быть, часть ее вовсе перестанет быть людьми[22].

Но, как мы уже говорили, большая часть технологий появляется сначала как дорогая и эксклюзивная услуга для богатых. Затем, однако, массовое производство, снижение цен, конкуренция и недорогой транспорт неизбежно ведут к тому, что технологии и становятся доступны и бедным. Так было с фонографами, радиоприемниками, телевизорами, персональными компьютерами, ноутбуками и сотовыми телефонами.

Наука не делит мир на имущих и неимущих; напротив, она — двигатель общего процветания. Из всех инструментов, которыми человек овладел с начала времен, самым мощным и продуктивным оказалась наука. Невероятными богатствами мира человечество обязано именно науке. Чтобы понять, что технический прогресс снижает социальное неравенство, а не усиливает его, достаточно вспомнить, как жили наши прадеды в 1900 г. Тогда ожидаемая продолжительность жизни в США составляла 49 лет. Многие дети умирали в младенчестве. Чтобы связаться с соседом, нужно было кричать в окно. Почту доставляли на лошадях, если вообще доставляли. Среди лекарств было множество шарлатанских средств. Единственное, что по-настоящему работало, — это ампутации (без анестезии) и морфин для обезболивания. Пища портилась за несколько дней. Канализации не было. Болезни были постоянной угрозой. А экономика могла поддерживать лишь горсточку богатых и крохотный средний класс.

Технический прогресс изменил все. Нам больше не нужно охотиться ради пищи: мы просто идем в супермаркет. Нам не нужно таскать все на себе: для этого есть автомобили. (Откровенно говоря, самая значительная угроза, которая на данный момент исходит от техники и убивает людей миллионами, — это вовсе не роботы-убийцы или взбесившиеся наноботы, а наш образ жизни, при котором диабет, ожирение, сердечно-сосудистые заболевания, рак и пр. подошли, по существу, к эпидемиологическому порогу. И в этой проблеме виноваты мы сами.)

То же мы видим и на общемировом уровне. За последние несколько десятилетий сотни миллионов людей по всему миру впервые в истории были избавлены от тяжелой нужды. Посмотрев на картину в целом, мы увидим, что значительная часть рода человеческого уже отказалась от неблагодарной жизни земледельца, в поте лица добывающего свой хлеб, и вступила в ряды среднего класса.

Западным странам на индустриализацию понадобилось несколько сотен лет, но Китай и Индия сегодня проделывают тот же путь за несколько десятилетий благодаря высоким технологиям. Беспроводная связь и Интернет позволяют этим странам одним скачком обогнать другие, более развитые, многие годы старательно опутывавшие проводами свои города. Пока Запад сражается со стареющей и разрушающейся городской инфраструктурой, развивающиеся страны строят огромные современные города.

(Когда я работал над диссертацией, мои коллеги в Китае и Индии вынуждены были ждать от нескольких месяцев до года, пока почта доставит им свежие научные журналы. Плюс к тому у них не было практически никаких контактов с учеными и инженерами Запада, поскольку почти никто из них не мог себе позволить приехать сюда. Это очень мешало распространению новых технологий, которые расползались по миру медленно, как ледники. Сегодня ученые могут читать работы друг друга сразу же, как автор выложит их в Интернет, и могут дистанционно сотрудничать с коллегами по всему миру. Потоки информации невероятно ускорились. А вместе с технологиями приходят прогресс и процветание.)

Более того, не факт, что появление каких-то возможностей по повышению интеллекта вызовет катастрофический раскол рода человеческого, даже если многие не смогут позволить себе эту процедуру. По большей части способность решать сложные математические уравнения или абсолютная память не гарантируют ни хорошего дохода, ни уважения сверстников, ни успеха у представителей противоположного пола, а ведь именно эти стимулы создают мотивацию у большинства. Принцип пещерного человека перевешивает повышение интеллекта.

Доктор Майкл Газзанига отмечает: «Идея возни с собственными внутренностями состоит в том, чтобы дать новые возможности многим. И что же мы будем делать с расширенным интеллектом? Собираемся ли мы использовать его для решения проблем, или он просто позволит нам составлять более длинные списки рождественских открыток?..»

Но, как мы говорили в главе 5, безработные тоже могут получить пользу от новых технологий: ведь время, необходимое на освоение новых умений и навыков, резко уменьшится. Это может не только снять остроту проблемы безработицы, но и оказать влияние на мировую экономику, сделав ее более эффективной и чувствительной к переменам.

Отвечая на рассуждения Джоя, некоторые критики указывали, что вопрос на самом деле не в борьбе между учеными и природой, как изображено в статье. Вопрос в противоречиях между тремя сторонами: учеными, природой и обществом.

Ученые-компьютерщики, доктора Джон Браун и Пол Дугид, отозвались на статью заявлением: «Технологии, такие как порох, книгопечатание, железные дороги, телеграф и Интернет, могут вызвать в обществе глубочайшие изменения. Но социальные системы в форме правительств, судов, формальных и неформальных организаций, общественных движений, профессиональных сетей, местных сообществ, рыночных институтов и пр. смиряют, придают форму и перенаправляют грубую силу техники».

Главное — анализировать технологии через призму общества; в конце концов, именно мы должны принять новое представление о будущем, которое вберет в себя все самые лучшие мысли.

На мой взгляд, главным источником мудрости в этом отношении служат энергичные демократические дебаты. В ближайшие десятилетия публику, вероятно, попросят высказать свое мнение и проголосовать по множеству принципиальных научных вопросов. Технологии невозможно обсуждать в вакууме.

Наконец, некоторые критики утверждали, что наука зашла слишком далеко в раскрытии тайн разума и что полученные учеными разгадки дегуманизируют и унижают человека. Какой смысл стараться открывать что-то новое, учиться чему-то новому или наслаждаться отдыхом, если все это можно свести к нейромедиаторам, активирующим несколько нервных контуров?