Прокопий почти единственный свидетель, описавший эпоху Юстиниана и веденные им войны. Но его известия сделались предметом больших недоразумений в науке. Возникла целая литература из разнообразных сочинений, пытавшихся объяснить двойственный характер известий Прокопия и примирить его совершенно противоречивые суждения об одном и том же предмете. Он родился в Кесарии Палестинской в самом конце V или начале VI в. В последние годы царя Юстина Прокопий назначен был секретарем к Велисарию, отправлявшемуся в персидский поход. С тех пор тесная дружба соединяла его с великим полководцем, который давал ему разнообразные важные и ответственные поручения и оказывал ему большое доверие. Во время войны с остготами в Италии Прокопий поддерживал сношения Рима с Южной Италией, посылал Велисарию с юга подкрепления и запасы и давал иногда ему полезные советы в течение этой войны. Последнее известие о Прокопии относится к 562 г.

Литературные произведения Прокопия представляют громадную важность для истории VI в. Ему принадлежит, во-первых, «История войн» в 8 книгах: две о персидской войне, две о войне с вандалами и три о готской войне. Восьмая книга «Истории войн» обнимает общие события и доведена до 554 г. История о войнах обнародована еще при жизни писателя и скоро сделалась известной по всей империи, она пользовалась во все времена вполне заслуженным авторитетом. В предисловии к персидской войне писатель смело заявляет, что он более всех в состоянии исполнить это предприятие и единственно потому, что, быв избран в советники полководца Велисария, находился при всех тогдашних предприятиях.

Кроме упомянутого сочинения, Прокопию принадлежит неоконченная «Тайная история» (’Ανέκδοτα, или Historia arcana). Цель этого сочинения указана в предисловии в следующих выражениях: «Я рассказал, где, когда и какие войны вели ромэи; в предлагаемом же теперь сочинении руковожусь другим планом, именно думаю (снова) коснуться всего, что происходило в разных областях ромэйской империи. Мне нельзя было писать правдивую историю, пока живы были те, дела которых я описывал. Тогда невозможно было укрыться от множества доносчиков, а если бы они накрыли, не избежать бы самой мучительной смерти; нельзя было полагаться даже на самых близких родственников. Вследствие этого я был принужден скрыть действительные причины многих описанных в предыдущих книгах событий. Приступая к выполнению этой задачи, я сознаю, что описать жизнь Юстиниана и Феодоры есть дело в высшей степени трудное. Потомкам, пожалуй, покажется эта история неверной и несправедливой, и боюсь, чтобы с течением времени не сочли меня сказочником. Поддерживает же меня мысль, что настоящее повествование могут заверить еще живые очевидцы событий, которые своим свидетельством придадут ему авторитет правдивости». Как видно из приведенных слов, этот труд написан после других и относится к последним годам жизни писателя.

Середину между названными сочинениями составляет произведение о «постройках». Есть мнение, будто бы Юстиниан остался недоволен историей о войнах, в которой Прокопий восхваляет подвиги полководцев и ничего не говорит для возвеличения самого царя, и будто бы сочинением о постройках Прокопий спешил засвидетельствовать свои верноподданнические чувства и благонадежность. Поэтому нередко этому сочинению усвояют имя панегирика, как «Тайной истории» — имя памфлета. Для характеристики содержания и направления этого сочинения приводим следующее место: «Как я рассказал в сочинении о войнах, Юстиниан возвеличил и прославил колебавшуюся империю; он отовсюду прогнал варваров, которые издавна творили насилия в ромэйских областях. Некогда обожали Фемистокла за то, что он расширил город, а Юстиниан приобретал целые государства. Расширив империю новыми владениями, он построил бесчисленное множество новых городов. Нашедши в империи разные вероучения и мнения, он уничтожил все пути, ведущие к блужданию, и утвердил веру на твердом основании. Дав новые законы, он был снисходителен к преступникам, благотворил бедным, благодетельствовал несчастным и всем этим создал в государстве счастие и блаженство. Империю, открытую со всех сторон набегам варваров, обезопасил постройкой крепостей и сильными гарнизонами на окраинах. Мы слышали, будто Кир обладал высокими преимуществами и был основателем царства: если бы кто тщательно изучил царствование Юстиниана, история Кира показалась бы игрушкой». Сочинение о постройках, в котором, между прочим, упоминается о восстановлении Длинной стены Анастасия, последовавшем в 558 г., должно относиться ко времени после упомянутого срока.

Значение Прокопия в историографии VI в. обусловливается, с одной стороны, шириной захватываемой его трудом области, с другой — в высокой степени умными, подробными и основательными его сообщениями. Большая часть тогдашних германских племен имеет в нем лучшего знатока их истории. Славянская история и древность черпают у Прокопия единственные по своей важности известия о быте и верованиях славян. За Прокопием остается громадное, непоколебимое и несравненное преимущество: он относился к современному ему варварскому миру если не с любовью, то без обычного, свойственного византийцам пренебрежения. Иногда у Прокопия нет предшественников и руководителей в изучении предметов, о которых он пишет; тут ему помогали личные сношения, расспросы и наблюдения, — таковы многие прекрасные главы о внутреннем быте варваров.

Авторитет Прокопия не только в смысле правдивости, но и по отношению к искусству изложения, критике и выбору материала всецело признан ученой литературой в приложении к «Истории войн». Но что сказать о явном пристрастии, прозрачной лжи и вытекающей отсюда нравственной несостоятельности, в которой не может не заподозрить Прокопия и самый усердный его почитатель, когда он сравнит отзыв об Юстиниане и Феодоре по сочинениям о «войнах», «постройках» и по «Тайной истории»? Если не может подлежать сомнению противоречие во взглядах и в суждениях об исторических лицах, то не подрывается ли этим авторитетность Прокопия и в тех случаях, где нет явных противоречий; должен ли Прокопий заслуживать доверия как историк?

Ключ к уразумению характера Прокопия нужно искать в духовном и нравственном состоянии тогдашнего византинизма. Только известная эпоха могла дать подобный продукт. Тон его произведений полный трагизма, резкий, основанный на глубоком убеждении, что современный ему порядок вещей не есть нормальный, что слава римская безвозвратно миновала, и современники не походят на героев прошлого. Печаль о погибели римского могущества и славы — основной тон произведений Прокопия. Чтобы бороться против этого настроения, нужны были устои нравственные и религиозные. Нравственных принципов с трудом возможно искать в писателе, который слишком надвое высказывается по поводу принципиальных вопросов; чаще он колеблется, не находя в себе достаточно твердых критериев.

Другого рода устои — это те, которые указаны блаженным Августином, — в религии. Хотя Прокопий — писатель VI в. и лицо, близкое к правительственным кругам, но он остался чистейшим язычником, христианство его не коснулось. Он говорит о религиозном споре в таком тоне: «Признаться, я не берусь судить об этом, ибо считаю сумасбродным исследовать природу Божию, какова бы она ни была. Человеку трудно с точностью понять и человеческое, как же ему рассуждать о божественном? Поэтому мне представляется лучше молчать о предметах благоговейного почитания». Холодное отношение к вопросам, волновавшим ему современное человечество, для Прокопия характерно. Религии у него не было — он скептик. Во многих случаях, когда он говорил о превратностях судьбы, о несчастиях людей высоко стоящих, он смахивает на фаталиста, он разделяет мысль древних о зависти богов к людям, к человеческому счастью. Он как бы говорит любимцам судьбы: «Остановись, скоро конец! Боги завидуют счастью людей!» Тяжело отозвалось на нем отсутствие нравственных устоев, двойственность воззрений — в одном месте он сообщает о великих делах Юстиниана и Феодоры, в другом смешивает их же с грязью.