Но они не были его друзьями. Они были его пациентами и пришли, чтобы выразить благодарность за помощь. Среди них была и Миранда. Уже больше не городская красавица, она была бледна и измождена, и одета в черное траурное платье. Ее ребенок был одним из первых, кто умер от чумы. Она поцеловала Рейстлина в щеку и глухо поблагодарила его за то, что он облегчил страдания ее маленького сына, когда тот умирал. Ее молодой муж также выразил свою признательность, затем увел несчастную жену прочь.

Рейстлин смотрел ей вслед, испытывая глубокую благодарность судьбе за то, что он не пошел по этой нарядной, усыпанной розами дорожке. Этим вечером он был особенно добр и внимателен к Карамону, к большому удивлению последнего, который не мог понять, что он сделал, чтобы заслужить благодарность брата.

Все люди, первый раз пришедшие в гостиницу, обращали внимание на их компанию, в основном потому, что то Танис, то Флинт подходили к ним, чтобы извиниться и вернуть ценные вещи, которые кендер брал взаймы. Путешественники трясли головами и поднимали брови.

— В этом мире всем есть место, — говорили они, добавляя «даже кендерам», хотя по их фальшивому тону было видно, что сами они ни на грош не верят этой старой мудрости. По их мнению, оно относилось только к их собственному народу, и ни к каким другим.

Опускалась ночь. Гостиницу окутал мрак. Тени легли в углах, потому что другие постояльцы разошлись спать, взяв с собой свечи и фонари. Отик, допившийся до приятного беспамятства, давно лег спать, оставив уборку Тике, повару и официанткам.

Они вытерли столы и подмели пол; из кухни доносился звон моющейся посуды. Но друзья все еще сидели за своим столом, не желая расставаться, потому что каждый из них чувствовал, что эта разлука будет долгой.

Наконец Рейстлин, который уже давно клевал носом в своем уголке, тихо сказал:

— Пора идти домой, братец. Мне нужно отдохнуть. Завтра мне нужно многое сделать.

Карамон промямлил что–то невнятное. Он выпил больше, чем следовало. Его нос покраснел — он находился на той стадии опьянения, на которой одни люди дерутся, а другие начинают плакать. Карамон плакал.

— Мне тоже пора уходить, — сказал Стурм. — Нам нужно рано выйти и оставить за собой несколько миль еще до рассвета, потому что потом будет жарко.

— Как бы я хотела, чтобы ты передумал и пошел с нами, — мягко сказала Китиара, не сводя глаз с Таниса.

Кит вела себя шумнее, отчаяннее и живее всех в компании, за исключением тех моментов, когда ее взгляд падал на Таниса, и ее лукавая улыбка тускнела. Спустя мгновение она снова улыбалась, и смех ее звучал громче обычного. Но по мере того как веселье стихало, а в гостинице становилось тише, тени обступали их, смех Кит стихал, свои истории она начинала одну за другой, но не доводила до конца. Она все ближе и ближе придвигалась к Танису и теперь уже сжимала его руку под столом.

— Пожалуйста, Танис, — сказала она. — Пойдем на север. Ты найдешь там славу, богатство и силу. Я клянусь тебе!

Танис колебался. Ее темные глаза были блестящими и теплыми. Улыбка чуть дрожала от напряжения и от желания. Он не видел ее более красивой. Теперь отказать ей становилось все труднее.

— Да, Танис, пойдем с нами, — присоединился к ней Стурм. — Не могу обещать тебе богатство или власть, но слава должна быть нашей.

Танис открыл рот. Казалось, что он скажет «да». Все, включая его самого, ожидали этого. Поэтому, когда раздалось уверенное «нет», он выглядел таким же ошарашенным, как и все остальные.

Как сказал Рейстлин Карамону позже по пути домой, «человеческая сторона Таниса желала пойти с ней. Его удержала эльфийская сторона».

— Да кому ты нужен? — ощерилась Кит, самолюбие которой было всерьез задето. Она не ожидала от него такого ответа. Она отодвинулась от него, выпрямилась. — Путешествовать с тобой было бы все равно что путешествовать с собственным дедушкой. Мы со Стурмом повеселимся куда лучше без тебя.

Стурм встревожился при этих словах. Паломничество на родину было для него священной мечтой. Он не собирался идти на север, чтобы «веселиться». Поморщившись, он разгладил усы и повторил, что им нужно выйти пораньше.

Наступила неуютная тишина. Никто не хотел уходить первым, особенно теперь, когда казалось, что их прощание завершилось такой фальшивой и неприятной нотой. Даже Тассельхофа пробрало. Кендер тихо и послушно сидел на месте. Он так опечалился, что даже вернул кошелек Стурма. Правда, он вернул его Карамону, но это уже мелочи.

— У меня идея, — наконец сказал Танис. — Давайте встретимся снова осенью, первым вечером месяца Урожая.

— Я могу вернуться к этому времени, но могу и не вернуться, — сказала Кит, пожимая плечами. — Не рассчитывайте на меня.

— Думаю, я точно не смогу вернуться, — сказал Стурм, и друзья поняли его. Возвращение в Утеху осенью означало бы, что поиски его отца и наследия окончились неудачей.

— Тогда будем встречаться каждый год после этого, первой ночью месяца Урожая, те из нас, кто сможет быть здесь, — предложил Танис. — И дадим друг другу обещание, что через пять лет с этого дня мы вернемся сюда, в гостиницу, независимо от того, где мы были и что делали.

— Те из нас, кто будет еще жив, — сказал Рейстлин.

Он говорил не всерьез, но Карамон тут же резко выпрямился. Значение этих слов достигло и испугало его, несмотря на степень его опьянения. Он испуганно взглянул на Рейстлина, который только прищурился:

— Всего лишь небольшая попытка пошутить, братец.

— Все равно такие вещи не надо говорить, Рейст, — предостерег его Карамон. — Можно накликать несчастье.

— Пей свой эль и молчи, — раздраженно ответил Рейстлин.

Строгое лицо Стурма смягчилось.

— Это хорошая мысль. Пять лет. Я обещаю, что вернусь через пять лет.

— И я вернусь, Танис! — сказал Тас, возбужденно прыгая вокруг него. — Через пять лет я буду здесь.

— Через пять лет ты будешь в какой–нибудь тюрьме, — пробормотал Флинт.

— Ну, если и буду, то ты меня вытащишь, правда, Флинт?

Гном тут же поклялся, что в Бездне наступят холода, прежде чем он еще хоть раз пойдет вызволять кендера из тюрьмы.

— А в Бездне бывают холода? — поинтересовался Тассельхоф. — А там вообще какая–нибудь погода бывает, или там темно и страшно, как в какой–нибудь яме, или в ней постоянно горит огонь? Как ты думаешь, Рейстлин, разве не было бы интересно прогуляться в Бездну? Я бы хотел когда–нибудь оказаться там. Готов спорить, даже дядюшка Пружина никог…

Танис шикнул на него, главным образом для того, чтобы гному не пришлось опрокидывать свою пивную кружку на голову кендера, что он явно собирался сделать. Танис положил руку ладонью вниз на стол.

— Я клянусь любовью и дружбой со всеми вами, — он обвел взглядом друзей, как будто протягивая невидимую нить от одного к другому, — что вернусь в Последний Приют первым вечером месяца Урожая пять лет спустя сегодняшнего вечера.