Момент, который он провел наедине со святым, оказался очень коротким. Голова мальчика снова показалась из-под ткани, на лице была гримаса ужаса, на щеках блестели слезы. Он подбежал к своему отцу и уткнулся головой ему в ноги. О том, что он увидел, ребенок говорить отказывался.

Теперь уже любопытство, умиротворенно свернувшееся в душах венетов, подхватилось с новой силой и завладело ими. В толпе стали слышны шепот, ропот, которые свелись к одному невысказанному вопросу: чего так испугался ребенок? В конце концов одна рыбачка, известная под именем Бегга, решила расследовать эту тайну. Решительно подойдя к телу, она взялась за уголок полотна, покрывавшего лицо, и отвела в сторону.

Возглас удивления пиковой нотой хорала раздался в церкви! Под шерстяным покрывалом лежало тело большого мужчины с длинной седой бородой и такими же волосами. Лицо тоже было белым. Если это был тот самый Марк, святой человек, умерший много столетий назад, то люди в церкви как раз видели чудо!

На груди дивного старца покоился крылатый лев — символ евангелиста Марка. Хотя видна была лишь голова евангельского животного и кожа из черной чешуи.

Пасть была разинута и обуглена, а крылья, шедшие от шеи, распахнуты. Казалось, что это животное в любой момент готово было подняться в воздух!

В церкви дополнительными высокими всполохами прозвучали возгласы испуга, оторопи, смятения и священного трепета.

Бегга снова набросила полотно на святого, опустилась на колени перед алтарем, сложила руки и начала молиться. Венеты за ее спиной последовали за ней.

В этот день еще множество прихожан побывало в церкви, но никто больше не посмел притронуться к святыне.

На следующий день площадь перед резиденцией оказалась заполнена народом. Тысяча лиц воздели очи горе´, на балкон, в ожидании дожа, который должен был показаться своему народу. Первый раз за многие месяцы ярко светило солнце, одаряя город теплом, с крыш капали последние капли талой воды.

У шторы перед выходом на балкон стояли Мательда с отцом. Дож еще раз поправил синюю перевязь на плече, корно на голове и взялся за штору.

Сегодня его руки уже не дрожали.

— Теперь вы верите, что они призна`ют меня своим дожем? — спросил Джустиниано, обернувшись и обведя взглядом помещение. У стены стояли Ингвар и Бьор. Первый был назначен трибуном лагунного города, а второй — начальником будущего флота торговых кораблей, которые, построенные по чертежам Мательды, призваны были поднять Риво Альто до уровня крупной торговой державы.

Трибуны многозначительно молчали.

— Святой Марк здесь. — На лице Фалери появилась улыбка. — Как вы и обещали, дож. Как же теперь народ может отклонить вас?

Джустиниано на секунду закрыл глаза, затем отодвинул занавес в сторону и вышел на балкон.

Весна 828 г. от Р. Х. Александрия, дворец наместника

Халиф наслушался достаточно. Одним кивком аль-Мамун отослал гонца прочь и сел на диван. Его рука опустилась в серебряную вазу, наполненную сладким инжиром, застыв в ней на несколько мгновений.

Что же произошло в этой адской Александрии?

Наместник исчез. Очевидно, удрал, как только услышал о предстоящем визите своего господина. Ну, это ладно, такое случалось в каждом третьем городе. Местные управители воровали деньги у халифата. «Теперь, — устало подумал аль-Мамун, — и для этого Абдуллы ибн Азиза придется искать замену». Это действовало на нервы, но не более того.

Намного болезненнее была утрата лучшего воина, обращенного в истинную веру, — Якуба. Его тело, пронзенное копьем, найдено у маяка. Да, было такое свойство у Якуба — за день создавать себе больше врагов, чем следующей ночью появлялось звезд на небе. Но то, что кто-то мог его победить, — в это было трудно поверить. Без сомнения, это произошло не в справедливом поединке. Абдуллах решил во что бы то ни стало найти виновного!

Впрочем, этим можно заняться и завтра. А сегодня, когда он лично посетил город, о котором ходят легенды, он мог насладиться видом на море из дворца наместника, а также отдохнуть в небычайном — и это сложно было отрицать — саду.

Прогуливаясь по этому раю на земле, халиф любовался бассейном с фламинго, бронзовой статуей коня, акациями, пальмами и мозаичными дорожками между ними. «А ведь этот Абдулла доказал, что у него есть вкус!» — подумал аль-Мамун и решил приказать привезти сюда своих мастеров-строителей, дабы те могли набраться здесь идей.

Он с наслаждением поднес руку ко рту и стал посасывать инжир. Даже фрукты здесь были слаще, чем в Багдаде. Не говоря уже о женщинах! Свободной рукой халиф потянулся к другой стороне дивана и нащупал бедро смуглой жемчужины пустыни, которая только и ждала его милости. Сейчас он одарит ее не только милостью. Ах, какая красавица! Сад Абдуллы казался самым подходящим местом, чтобы вкусить ее прелести. Оглянувшись по сторонам, аль-Мамун еще раз проверил, что никто не мешает им побыть вдвоем, и подвинулся к своей подруге по телесным утехам.

— Назови же свое имя, о цветок Нила, — прошептал он.

Открыв губы с дразнящей медлительностью, она произнесла:

— Кахина. — И в этом голосе был лед.

Халиф не успел досчитать и до одного, как женщина оказалась на нем сверху.

Для истории, повествующей о долге и страсти, любви и ненависти, искренности и коварстве, требуется исходная точка, в которой сходятся противоположности, — как покрытый льдом и снегом огненный вулкан.

Этот феномен на вершине Этны наблюдается и по сегодняшний день. Зима укутывает в белый наряд самый высокий в Европе вулкан, в то время как внутри этой горы все кипит. Бешеный спуск Альрика и его товарищей по склону вулкана на санях даже через 1200 лет находит подражателей — на лыжных и саночных трассах с видом на море.

В прежние времена слои льда на Этне были еще мощнее, как и аппетиты аристократии при княжеских дворах Италии, где страсть к роскоши не знала пределов. Особенные услуги, такие как торговля льдом, пользовались спросом, и имели больший успех, чем доставка льда по тяжелому и медленному сухопутному пути из Альп. Этна возвышается на удобном для водного транспорта месте на восточном побережье Сицилии. Оттуда можно было быстро загружать лед на корабль и по холодному морю доставлять даже до верхней Адриатики, прежде чем он успевал растаять.

В кухнях итальянских князей холодный товар встречался с сахаром, который в Европу завезли в IX веке арабы, в то время как европейская знать еще подслащивала блюда медом. «Саххарум» — так европейцы называли сладковатую коричневую массу, добываемую из сахарного тростника на подвластных арабам территориях. Вместе с сахаром путешествие проделал и рецепт: если смешать сахар со льдом, получается изысканное освежающее лакомство. Это блюдо покорило вкусы итальянских князей того времени и начало` свой победный путь по Европе.