Шервард ответил кривой ухмылкой. Его покоробила сальная шуточка ярла, как будто она могла как-то задеть Динди. Впрочем, пусть зубоскалят! Она этого не услышит, а он как-нибудь переживёт!

— Погода совсем взбесилась! — прислушиваясь к грохоту капель по деревянной крыше, проворчал Желтопуз. — Доберёшься ли до дому по такой грозе, или переночуешь здесь?

— Мне приходилось бывать в лесу и в более страшные бури! — высокомерно фыркнул Шервард. — И уж таким дождиком меня точно не напугать!

— Ну гляди! — покачал головой Желтопуз. — Тогда, пожалуй, отправляйся уже сейчас, а то сегодня стемнеет рано.

Совет был хорош, и Шервард, напустив на себя самый невозмутимый вид, вновь натянул сырой плащ, от которого поднимался едва заметный парок. Попрощавшись с ярлом, он, чавкая промокшими сапогами, вышел на улицу, где и впрямь творилось полное безумие, словно Дурак со своей свитой устроил пляски в небе над Реввиалом.

Лило как из ведра, дорога между домами превратилась в бурлящий коричневый поток. Чёрное небо расчерчивали молнии, словно огненные деревья, вырастающие кронами вниз прямо из туч. Грохот стоял такой, будто он всё ещё находился на драккаре посреди штормового моря.

Пожалуй, остаться переночевать здесь было бы хорошей идеей. Конечно, Ядри предупреждал, что новая буря будет долгой и вряд ли закончится до завтрашнего дня, но всё же шагать сквозь эту свистопляску утром было бы, пожалуй, повеселее, чем на ночь глядя… Однако Шервард, после всего сказанного только что, уже не мог повернуть назад. Даже если Желтопуз никогда и не узнал бы о его малодушии — юноша боялся показаться трусом перед самим собой. А потому, тяжко вздохнув, он шагнул из-под навеса прямо под холодные стены воды, и зашагал по обезлюдевшим улицам знакомой дорогой, ведущей к Скьёвальду.

Глава 39. Отец

Шервард добрался до деревни уже затемно, проклиная всё и вся. Дождь, а точнее — ливень, шёл, не переставая. Несколько раз юноша оскользнулся на расползающемся под ногами просёлке, а на сапогах налипли целые пласты глинистой грязи. Сколько раз за это время Шервард обругал себя за то, что не остался в Реввиале — не сосчитать.

Пару раз он подумывал о том, чтобы остановиться на ночлег в одной из небольших то ли берложек, то ли пещер, которые иногда встречались в скалистых окрестностях Скьёвальда. Такой опытный охотник как он, конечно, отлично знал местоположение каждой из них, и в некоторых ему даже приходилось пережидать ночь или непогоду.

И всё же Шервард решил добраться до дома. Расстояние до деревни было невелико, а ночевать в залитой дождём пещере, промокшим до нитки и не имея возможности даже разжечь огонь, было весьма сомнительным удовольствием.

Кода он ввалился в дом, едва передвигая ноги, все уже, разумеется, спали. Дверь, как и всегда во время штормов, была заперта, но он, разумеется, знал, как отпереть её снаружи. Засовами здесь редко пользовались для того, чтобы защититься от лихих людей — чаще их задача сводилась к тому, чтобы не дать буре вроде нынешней сорвать дверь с петель.

Войдя в дом, он тут же услыхал характерный храп Тробба, который всегда свидетельствовал о том, что брат с вечера перебрал с хмельным. Поскольку море сейчас почти постоянно штормило, он, судя по всему, какое-то время не выходил на ловлю, и потому проводил время вполне привычным для него образом. Тробб не проснулся даже тогда, когда вместе с открывшейся дверью в дом ворвался шум бури.

Но, очевидно, проснулись остальные обитатели осиротевшего дома. Шервард услыхал, как заскрипела лежанка — это Генейра вскочила, видимо, решив, что дверь распахнуло штормом. Тут же послышался сонный голос жены Тробба и какое-то бормотание из угла, где спал отец.

— Спокойно, сестрёнка, это я, — устало выдохнул юноша хрупкому силуэту, белевшему посреди темноты.

Перво-наперво он с некоторым усилием захлопнул дверь и задвинул засов, наконец-то оградив себя от непогоды, бушующей снаружи.

— Шервард? — с радостным удивлением воскликнула Генейра. — Лийза, отец, Шервард вернулся!

— Шервард? — невестка соскочила со своего ложа, накинула шаль, чтобы прикрыться, а затем быстро запалила лучину.

Обе девушки подбежали к грязному и промокшему гостю и крепко обняли его. Заворчал потревоженный Тробб, но, похоже, не проснулся. Странно, что отец, который уже явно не спал, не спешил подняться навстречу сыну.

— Ты голоден? — Генейра, крепко обняв брата, тут же принялась хлопотать вокруг него. — Совсем промок, бедняга! Ты что же — из Реввиала в такую погоду шёл? Продрог совсем!..

У Шерварда действительно зуб на зуб не попадал, да к тому же он едва передвигал ноги.

— Погодите, мне надо переодеться, — он принялся стягивать с себя мокрую одежду, а Лийза тут же принесла ему вещи Тробба.

Генейра тем временем уже раздувала огонь в очаге. По мере того, как язычки пламени начинали танцевать на хворосте, из темноты всё больше проступали очертания знакомой с детства обстановки. Шервард скинул с себя всё до последней нитки. Обе женщины деликатно отвернулись, хлопоча вокруг разгорающегося очага, чтобы поскорее накормить юношу остатками ужина.

Уже натягивая на себя разношенную, но чистую рубаху брата, Шервард почувствовал беспокойство. Отец по-прежнему так и не поднялся, чтобы поприветствовать сына. Это совершенно было на него непохоже, а значит, что-то явно было не так.

— Здравствуй, отец! — одевшись, он сам подошёл к лежанке, на которой лежал старик. — Ты что — болен?

— Здравствуй, сын, — тот даже не поднял голову от своего тюфяка. — Да вот, прихворнул малость…

Отец явно бодрился, но голос был слаб и печален, и звучал, к тому же, как-то невнятно.

— Что случилось? — теперь Шервард похолодел изнутри.

— Да вот… — промямлил старик и умолк.

— Расслабило его… — вздохнула рядом Генейра, касаясь руки брата. — Ещё зимою… Так и лежит с тех пор…

— Что ж ты так, отец?.. — только и нашёл, что сказать Шервард, неловко усаживаясь на краешек лежанки.

Он глядел на этого маленького ссохшегося старичка с отёкшими веками и дряблым безвольным ртом, обрамлённым бледными, чуть синеватыми губами. Спутанные седые волосы бороды торчали во все стороны в полнейшем беспорядке. Он так непохож был сейчас на вечно хлопочущего, временами сурового, никогда не унывающего отца, с его измазанными глиной крепкими руками и немного сгорбленной, но выносливой спиной.

— Да ладно… — отводя глаза, отвечал тот. — Сейчас лето придёт — солнышко меня живо на ноги поставит!..

После удара речь отца стала немного замедленной и невнятной. Шервард ободряюще сжал его худую костлявую руку, с тоской осознавая, что ничто уже не сумеет поставить на ноги старика. Он знал, что такая же судьба постигла