Все было тихо и спокойно, где-то далеко играла музыка, доносящаяся до второго этажа совсем слабо. Как раз музыка в этот момент очень мало интересовала Силина. Выбравшись из ниши, он прикрыл дверь и, покачиваясь от слабости, побрёл в ванную. Повернув вентиль, Михаил несколько секунд смотрел, как хрустальная струя воды разбивается о голубоватую поверхность раковины, словно не веря в реальность этого видения. Наконец он подставил под струю рот и пил, пил, пил, жадно, ненасытно, неотрывно. Лишь когда желудок его раздулся до такой степени, что, казалось, вот-вот лопнет, Силин оторвался от струи и посмотрел на себя в зеркало.

Собственный облик ужаснул его. Глаза впали, щеки, и без этого не сиявшие румянцем, провалились, что ещё больше подчёркивалось недельной щетиной. Осторожно потрогав разбитую бровь с засыхающей кровью, Нумизмат невесело усмехнулся: «Да, мне скоро и стрелять не надо будет. Люди, только взглянув на меня, со страху умирать начнут.»

Умыв лицо и наполнив бутыль, Михаил посетил соседнее с ванной комнатой заведение. Естественные отходы удивили его своими малыми количествами. «Тут

и на анализы бы не хватило», — решил он, натягивая трико. Это прозаическое раздумье прервал донёсшийся из розовой спальни прерывистый сигнал зуммера. Силин насторожился, первой его мыслью было, естественно, бежать. Он выбрался из туалета, зуммер по-прежнему надрывался, но Нумизмата неумолимо тянуло посмотреть на картину произведённого «отрывающимися» разбоя. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше и, секунду поколебавшись, бесшумным, стелющимся шагом пробрался к открытым дверям спальни. С порога Михаил оценил безнадёжно измятую постель, сброшенное на пол нежно-розовое покрывало, многочисленные бутылки на маленьком журнальном столике. А зуммерила, надрываясь в своём рвении, небольшая рация типа «уоки-токи», забытая беспечными охранниками на полу. Но основное внимание Силина сразу устремилось на полбатона московского белого хлеба среди частокола бутылочного изобилия.

Нумизмата даже затрясло от вида этого простого натюрморта. Ноги сами понесли его вперёд. Он схватил хлеб и впился зубами в его мягкую, ноздреватую мякоть. И тут же в коридоре послышался топот ног, не давший Михаилу почувствовать вкус божественного продукта. Выход оказался отрезан, и Нумизмату не оставалось ничего другого, как нырнуть под розовое плато любви четы Балашовых.

А побеспокоил его Лысый. Именно он так долго и безуспешно дозванивался до своих коллег. Вбежав в спальню и найдя там только следы их пребывания, парень чертыхнулся и помчался обратно. Как он и думал, обе пары были в бассейне. Несмотря на прогрессирующую плешь, он был ровесником остальных парней, но, как говорили его коллеги: «брат Буратино, немного деревянный». Вид двух обнажённых див, с картинным видом разлёгшихся на краю бассейна, несколько смутил его, но потом он обернулся к парням, все ещё блаженствующим в голубоватой воде, и закричал по-детски обиженным голосом:

— Ну Серёг, я же просил рацию с собой брать?! Я вас вызываю-вызываю, и ни фига!

— Что случилось-то? — спросил Сергей, переворачиваясь на спину. Он никак не мог вырваться из плена своей мокрой нирваны.

— Шухер, вот что случилось! Балашовы сегодня в десять прилетают.

С обоих охранников мигом слетела вся истома. Иван вообще от неожиданности перестал грести и, уйдя под воду, хлебнул изрядную порцию воды. Он ещё отплёвывался, а Сергей уже вылезал из бассейна.

— Какого хрена им надо, они же ещё три дня должны отдыхать.

— Пацан заболел, простудился, — терпеливо объяснил Лысый, продолжая коситься на обнажённых красоток.

— Черт, это хреново! — решил Мотыгин.

— Часов в восемь должен приехать Ерхов с обслугой и запасами продуктов,

— продолжал пугать Лысый.

— А сейчас сколько? — спросил Иван.

— Пять.

— Так, Верка и Элен наверх, быстро наведите там шухер, заправьте кровати, и чтобы на полу не осталось ни крошки, ни соринки. Я приберу здесь, а ты, Ванек, попробуй остудить сауну.

— Как?

— Ну отключи тэны, залей все водой! Давай-давай, не стой!

Когда полчаса спустя оба парня поднялись наверх, кровать была уже заправлена, бутылки и остатки провизии уложены в сумки, да и девицы спешно облачались в свои мини-наряды.

— Все собрали? — сразу принялся командовать деятельный инициатор пьянки.

— Да все, все!

— А там? — Сергей кивнул в сторону голубой спальни.

— Я сейчас, быстро! — метнулась в прорыв рыжеволосая Элен.

Когда казалось, что все собрано и в спальнях установлен изначальный порядок, все та же рыжая Элен схватилась за свою роскошную гриву:

— Ой, заколки нет!

— Какая заколка? Большая она?

— Ну черепаховая такая, пришла я с ней.

— Ты в сауну её не брала?

— Нет, ты что! Мы же туда совсем голые пошли.

— А, черт бы тебя побрал с твоей заколкой! Ищите! — велел Сергей, становясь на колени и заглядывая под кровать. Через полминуты он вылез из-под итальянского чудовища и с досадой спросил: — Ну что, не обнаружили?

— Нет, — хором ответили девицы, перетряхивая постель.

— Ладно, если мы её не нашли, значит, и никто не найдёт. Заправляйте обратно и двигаем отсюда.

Вскоре дружный топот четырех пар ног подсказал Силину, что ночные хозяева «розового замка» отбыли восвояси. К этому времени Михаил съел уже половину доставшегося ему хлеба и раздумывал над судьбой остального своего «золотого запаса». Огромное количество выпитой воды все-таки заставило отложить горбушку про запас, в желудке и без того чувствовалась тяжесть с небольшой резью. Ощущение сытости несколько расслабило Нумизмата, больше того, настроило его на лирический лад. Захотелось спать и не думать ни о чем. А ещё он понял самое главное: Балашовы наконец-то оставили блаженную Швейцарию и начали движение в расставленную им ловушку.

Ровно в восемь утра в ворота усадьбы Балашовых проехал целый кортеж. На этот раз Ерхов привёз с собой не только двух горничных, но и поваров с большими запасами продуктов. Мадам потребляла только свежие, именно поэтому Нумизмат в своё время обнаружил в доме пустые холодильники. Уверенно вступив в вверенные ему владения, Евгений Михайлович отдал прислуге несколько указаний, а сам поспешил в оранжерею, ещё со двора озадачившую его своими запотевшими стёклами. Осмотрев рукотворные джунгли, мажордом сунулся было в сауну, но быстро вышел из неё, загадочно улыбаясь. Эта улыбка не покидала его и в бассейне, она стала ещё шире, стоило Ерхову перекинуться парой слов с одной из горничных его личной выучки.

Осмотрев в её сопровождении обе спальни, Евгений Михайлович развеселился совсем. Брезгливо приподняв двумя пальцами покрывало, Ерхов покачал головой и тяжело вздохнул. Пока, повинуясь его жесту, горничные меняли постельное бельё, Евгений Михайлович обошёл кровать со всех сторон, затем нагнулся и вытащил из узкой щели между спинкой и матрацем чёрную черепаховую заколку. Здесь он не выдержал и засмеялся во весь голос.