Подобной оперативности Арсеньич мог только дивиться и, дав, разумеется, свое согласие, немедленно перезвонил Гордину. Тот обещал не опаздывать, хотя ради этой встречи должен был отложить не менее важное дело. Но... слово дано! — с почти неприметной патетикой закончил он разговор.

Теперь оставалось только ждать.

Вице-президент принял «ходоков ради справедливости», как несколько пафосно следом за рукопожатиями заявил Гордин, точно в назначенное время, чем приятно удивил обоих посетителей. В этих стенах пунктуальность, видимо, ценилась лишь на приемах высшей категории.

Не тратя времени на церемонии, предложил сразу перейти к делу. И Гордин, понимая, что отнимает государственное время, старался быть предельно кратким и отбросить всякие эмоции, которые бывают так хороши в суде, но не совсем уместны в таком вот диалоге. Вице-президент внимательно слушал, а потом спросил, есть ли соответствующая объективочка. Все пользовались еще старыми понятиями.

Гордин, заранее предвидя такую надобность, напечатал на машинке небольшой листок со всеми данными Никольского и краткими своими предложениями. Локтей посмотрел, кивнул и взялся за телефонную трубку.

Когда абонент откликнулся, Александр Владимирович показал рукой, чтобы сидели молча, взял листок и откинулся на спинку кресла.

День добрый, Сергей Сергеевич, да, я... У меня к тебе личная, можно сказать товарищеская, просьба... Да-да, конечно, уж это я знаю... В областной прокуратуре, понимаешь, завели дело на Евгения Николаевича Никольского. Причем по принадлежности к ГКЧП. А я сам лично буквально днями вручал медаль защитника «Белого дома» его помощнику за огромный вклад, можешь мне поверить... Да знаю я его! Лично знаю! — Он прикрыл ладонью трубку и шутливо шевельнул пышными усами: — Ради доброго дела возьму грех на душу... — И продолжил в трубку: — Кинули, понимаешь, мужика в Лефортово, в одиночку, ни родных, ни адвоката на пушечный выстрел не подпускают... Да я с тобой согласен, но ведь уже больше трех недель никакого обвинения не предъявляют! Вот именно, а я про что? А теперь вдруг перекинули его в Бутырку, к ворью, уголовникам — интеллигентного мужика, доктора математики, понимаешь... Конечно, издеваются, ну а как же! То, понимаешь, ГКЧП, а потом, видишь ли, заговорили о хозяйственных нарушениях. Одно, значит, не выгорело, так другое!.. Пойми меня правильно, Сергей Сергеевич, знаю я, и телефонное право давно кончилось, конечно, все знаю... Я очень тебя прошу, по-товарищески, о содействии в освобождении его из-под стражи. А дело пусть себе ведут, он же никуда не убежит, ну, разве моей тебе гарантии недостаточно? С генеральным поговоришь? Ну все, спасибо тебе, дорогой. Редко видимся, да... Ну до скорого!

Вице-президент медленно припечатал трубку на аппарат, исподлобья посмотрел на Арсеньича с Гординым и наконец сказал:

Я тебя хорошо знаю, Иван Арсеньевич, и до гроба благодарен. Поэтому хочу верить, что не подведете меня. Я говорил с помощником генерального прокурора, и он обещал немедленно доложить самому. Я, вы сами понимаете, таких вопросов решать не могу, для этого существует юридическая власть, третья, как говорится, власть в государстве. Словом, Сергей Сергеевич сказал, что они затребуют дело. Ну а дальше, как положено, по закону. Есть еще ко мне вопросы?

Вице-президент привстал, показывая, что аудиенция закончена.

- Как вы считаете, Борис Сергеевич, — спросил Арсеньич, — когда можно будет ждать какого-то конкретного решения?

- Практика такова: помощник доложит, генеральный позвонит облпрокурору, тот, естественно, ничего толком объяснить не сможет, начнет высказывать всякого рода предположения, генеральный потребует следователя вместе с делом к себе. Сам ли посмотрит, тому же Сергею Сергеевичу может поручить... Дня два-три, думаю. Ну что ж, подождем, желаю здравствовать? — Гордин приподнял свою шляпу, и они расстались.

У Василия Васильевича Максимова с утра было отвратительное настроение. Причины никакой вроде бы не было, а ощущение такое, что какой-то дряни наелся и теперь во рту горько от желчи. Не к добру, понимал он. Совесть теперь уже не мучила, поскольку сделанного не воротишь. Да и в случае, если дело не выгорит, вряд ли кому придет в голову обвинить его во взяточничестве. В конце концов, господа хорошие, ваши собственные показания, извините, оказались чистейшей липой. Недоказуемо. А вот всяческие финансовые «маневры» обвиняемого, налеты-поджоги, в этом пусть суд разбирается. Оправдает? — что ж. А не оправдает, значит, все было сделано правильно. Старается Жирнов, вот только с обвинением затянул, и за это будет ему нахлобучка. Но не смертельная. Переживет, умнее в следующий раз будет.

Телефонный звонок из Генеральной прокуратуры оказался для успокоившегося было Максимова острым гвоздем, выскочившим из сиденья стула.

Помощник генерального спросил, в каком состоянии дело обвиняемого Никольского, кто его ведет. Выслушав неторопливый и обстоятельный, насколько это было возможно, ответ областного прокурора, предложил Василию Васильевичу немедленно подослать в Генеральную прокуратуру следователя вместе с делом.

Такой поворот явно указывал на чью-то большую заинтересованность в судьбе Никольского, но кто это был? Черт возьми, а вдруг не на ту лошадь поставил? — мелькнула такая крамольная мысль у Максимова.

Он вызвал Жирнова, объяснил ситуацию и разрешил взять свою машину, хотя идти-то тут всего два шага, с Тверского бульвара до Пушкинской улицы.

В ожидании Максимов мерил свой кабинет шагами из угла в угол и никак не мог заставить себя хотя бы присесть, дать отдых ни в чем не виноватым ногам своим.

Вид у вернувшегося Жирнова был далеко не воинственный. Крепко взгрели за упущение. И Василий Васильевич это сразу понял и отнесся к нему мягко и покровительственно. Мол, не ошибаются только бездельники. А здесь, в сущности, никто не пострадал особо. И пуще всего — государство. Ему, в конце концов, служим, народу! Ну так какое же принято решение на самом верху?

Жирнов был предельно краток: «Нам сообщат».

И сообщение не заставило себя долго ждать. Областному прокурору было предложено вынести постановление об изменении меры пресечения в отношении обвиняемого Никольского. Освободить из-под стражи под подписку о невыезде. Расследование продолжать. Как закончится следствие, будет видно.

Жирнов отправился в Бутырку и подал в спецотдел СИЗО заявку: вызвать обвиняемого Никольского.

И когда тот вошел, предложил сесть. Затем прочитал ему постановление областного прокурора.

Никольский молчал, словно ничего не понимая.

- Я же все объяснил, — удивился Жирнов. — Вам изменили меру пресечения и освободили под подписку. Вы меня поняли? Распишитесь.

Он вызвал дежурного и показал на Никольского, словно на чудака:

- Отведи его в камеру, пусть забирает свои шмотки и — в канцелярию... Но мы, полагаю, скоро увидимся, — не удержался он в последнюю минуту.

Никольский мрачно посмотрел на него и предельно вежливо, словно боясь выплеснуть из себя накопленную ярость, тихо сказал: