— Я только хочу выяснить то, чего я раньше не знал.

— Но у тебя все раздувается до гипертрофированных размеров. Нет, я больше ничего тебе не скажу, потому что все, что бы я ни говорила, оборачивается против меня, и ты снова начинаешь нападать на меня.

— Что твой народ думает о нас, Мария?

— Он думает вот что: почему это евреи поднимают такой хипеж из-за того, что они — евреи? Вот что они думают, — отрезала Мария.

— Неужели? А ты тоже так думаешь, Мария?

— Иногда это приходило мне в голову.

— Я этого не знал.

— Надо сказать, что это очень распространенные чувства и мысли.

— Какое именно значение ты вкладываешь в слово «хипеж»?

— Зависит от точки отсчета. Если ты вообще не любишь евреев, то практически все, что бы ни делал еврей, воспринимается как типично еврейское поведение. Как манера, от которой им следовало бы отказаться, потому что так утомительно и скучно наблюдать, как они ведут себя по-еврейски.

— Ты можешь привести пример?

— Мне не нравится эта идея, — сказала она. — Решительно не нравится.

— Продолжай.

— Хватит с меня. Больше не буду ничего тебе отвечать. Я не способна защитить себя от людей, которые набрасываются на меня как с цепи сорвавшись.

— Скажи, что такого скучного ты видишь в евреях?

— Все или ничего? Не так ли? В нашей беседе мы не находим точек соприкосновения. Сегодня ты либо источаешь мед, либо мечешь громы и молнии.

— Я не мечу громы и молнии — я в смятении, и причина ясна: мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с подобными вещами.

— Я не первая женщина нееврейского происхождения, которая замужем за Натаном Цукерманом. Я его четвертая жена.

— Совершенно верно. И все же я никогда раньше не влезал по уши в проблематику смешанных браков. Ты действительно моя четвертая жена, но ты первая из той страны, о которой я практически ничего не знал, если рассматривать эту проблему с точки зрения моего личного благополучия. Скука, ты говоришь? Это знак, которым, как я думаю, отмечены высшие слои английского общества. Им это больше подходит.

Скучные, нудные евреи? Ты должна объяснить это мне. Если судить по моему опыту, обычно становится скучно без евреев. Скажи мне, что такого скучного в евреях для англичан?

— Я непременно скажу тебе, но только если ты будешь говорить спокойно, в рамках доброжелательной полемики, и не будешь затевать вместо этого бессмысленную, разрушительную и болезненную ссору, хотя я вижу, что ты очень хочешь развязать скандал вопреки тому, что я тебе говорю.

— Что такого скучного в евреях?

— Ну как бы это выразить… Меня отталкивают люди, — это только лишь мое личное ощущение, а не идеологически обоснованная позиция; я могу взять себя в руки и по твоему настоянию продолжить эту и так уже затянувшуюся беседу, несмотря на шабли и шампанское. Так вот: меня отталкивают люди, цепляющиеся за свою идентичность только ради самого понятия идентичности. Я не вижу в этом ничего, что было бы достойно восхищения. Вся эта болтовня об идентичности ни к чему не ведет: твоя идентичность начинается там, где ты перестаешь думать, — насколько я себе представляю. Мне кажется, что все этнические группы — будь то евреи или индейцы, которые считают, что они должны поддерживать традиции Карибского бассейна, — осложняют себе жизнь в обществе, где мы пытаемся жить в мире и согласии друг с другом, в той среде, которая сильносильно отличается от их среды.

— Видишь ли, хотя то, что ты говоришь, в каком-то смысле верно отражает суть дела, но выпячивание вашей самости начинает меня раздражать. «Мы» — это кто такие? Люди, мечтающие об идеальном, неразбавленном, целостном и незамутненном обществе, в котором не «воняло» бы другими нациями? Что есть, по-твоему, пропаганда однородности общества, как не очень тонкая форма английского трайбализма — стремления к племенному обособлению? Что для вас невыносимо? Национальные отличия? Это ты цепляешься за свою идентичность только ради нее самой, и судя по тому, что ты говоришь, ты ничем не лучше своей матери.

— Пожалуйста, не надо на меня кричать. Я не могу продолжать разговор с тобой, если ты орешь на меня. Я не говорила о том, что не выношу национальных различий. Конечно же, я толерантна по отношению к национальным различиям, если я чувствую, что они — подлинные. Когда люди становятся антисемитами, или начинают ненавидеть негров за то, что они черные, или становятся анти-все-на-свете на национальной почве, я презираю таких людей, и ты это знаешь. Единственное, что я говорила, — это то, что национальные различия не всегда кажутся подлинными.

— И тебе это не нравится.

— Ну хорошо, я скажу тебе о том, что мне действительно не нравится, поскольку ты до смерти хочешь выдавить это признание из меня, — мне не хочется жить в северной части Лондона, в Хэмпстеде и Хайгейте[132], где я бы чувствовала себя иностранкой, поскольку эти районы для меня — как заграница.

— Что ж, давно пора заняться и этим вопросом.

— Да никакими вопросами я больше не хочу заниматься. Я сказала тебе правду, которую ты жаждал от меня услышать, и если это выводит тебя из себя, моей вины тут нет. И если в результате ты захочешь бросить меня, моей вины тут тоже не будет. Если в конце концов моей злюке сестре все же удастся развалить наш брак, это станет ее большим триумфом. Но не нашим!

— Как приятно слышать, что ты повышаешь голос для доказательства своей правоты, ну прямо как те, от которых дурно пахнет!

— Как это несправедливо с твоей стороны говорить мне такие вещи! Совсем несправедливо!

— Мне хочется, чтобы ты поподробнее рассказала мне о Хэмпстеде и Хайгейте, где ты чувствуешь себя иностранкой. Почему эти районы для тебя как заграница? Потому что они густо заселены евреями? Разве не существует еврейской разновидности английского джентльмена? Бывает же английская разновидность человеческого существа, которую нам приходится выносить, хоть и не без труда…

— Давай не будем отклоняться от темы. Да, там действительно живет много евреев. Людей, принадлежащих к моему поколению, которые во многих отношениях мне ровня: они так же реагируют на события, как и я, вероятно, они учились в таких же школах, что и я, получили высшее образование, как я (здесь я не говорю о религиозном образовании), но у них другой стиль жизни, — я не хочу сказать, что испытываю к ним неприязнь…

— Они просто скучные.

— Да нет, не скучные. Только в их среде я чувствую себя чужой. Когда я нахожусь там, мне кажется, что меня бросили на произвол судьбы, и я сразу начинаю думать, что мне лучше было бы оказаться в каком-нибудь другом месте, где я буду чувствовать себя нормально.

— Сети влиятельных кругов английского общества затягиваются все туже и туже. Так чем же отличается их стиль жизни?