Я вспомнила письмо Кофи Аннана, полученное еще в 2001 году, в котором генеральный секретарь не советовал мне убеждать США и Евросоюз выдвигать подобные требования к Сербии. Где бы мы были, если бы не настаивали на своем? Ответ был очевиден. Наши следователи по-прежнему получали бы горы бесполезных документов, а прокуроры составляли бы обвинительные заключения, которым недоставало бы фактов, и писали бы научные статьи для юридических журналов. А судьи трибунала судили бы только не занимавших высокого положения сербов, задержанных за границей, нескольких хорватов, арестованных после смерти Туджмана, и мусульман из Боснии и Герцеговины, которые сдались добровольно.

Однако, несмотря на целую вереницу сдавшихся добровольно сербов, политика Коштуницы провалилась. Судя по всему, он не был готов эффективно использовать полицию для ареста оставшихся обвиняемых. 8 мая 2005 года я обратилась с просьбой о помощи к президенту Джорджу Бушу, и мне удалось встретиться с ним буквально через десять секунд. В те дни отмечалась 60-я годовщина завершения Второй мировой войны в Европе. Буш приехал в Нидерланды, чтобы отдать дань уважения американцам, канадцам и европейцам, чей прах захоронен на кладбище Маргратен близ Маастрихта. Эти мужчины и женщины отдали свои жизнь за то, чтобы освободить миллионы европейцев от нацистской тирании.

Посол США в Нидерландах Клиффорд М. Собел пригласил меня присутствовать на церемонии и согласился помочь мне встретиться с президентом Бушем. Посол Собел поставил меня в первый ряд ВИП-персон, которые пожимали руку президенту. Рядом со мной находились королева Нидерландов Беатрикс и премьер-министр Ян Питер Балкененде. Мне казалось странным, что я, прокурор трибунала ООН по несуществующему уже балканскому государству, оказалась в подобном обществе. Буш шел вдоль ряда встречавших и разговаривал с каждым. Как истинный техасец, он пожал мою руку и взглянул мне прямо в глаза, словно был моим давним другом. Я же произнесла заранее заготовленную фразу.

«Караджич, — повторил за мной президент. Надо сказать, что эту фамилию он произнес ничуть не лучше меня. — Мы его поймаем». И Буш двинулся дальше.

Мы находились в Голландии, день был пасмурным и холодным. Когда церемония завершилась, я заметила госсекретаря Кондолизу Райс, направлявшуюся к своему автомобилю. Ей явно хотелось побыстрее оказаться в теплом и уютном лимузине. Я пустилась вдогонку. Мои каблуки вязли во влажной земле. За воротами кладбища я спросила у посла Собела, в какой машине едет госсекретарь Райс. «В третьей», — ответил он. Я подошла к машине. Со всех сторон лимузин окружали сотрудники службы безопасности. Но в критический момент мне помогли мои светлые волосы.

«Мадам прокурор, — улыбнулся мне один из охранников. — Я вас помню! Я охранял вас в Сан-Диего!». Я улыбнулась ему так, словно нашла давно пропавшего брата, и сказала, что мне нужно срочно переговорить с госсекретарем.

«Ну конечно!» — ответил охранник. Он открыл дверцу лимузина, сказал пару слов и сделал мне знак садиться. Я оказалась лицом к лицу с госсекретарем Райс. Уверена, мое появление ее удивило, и неприятно удивило. Я сказала, что только что разговаривала с президентом Бушем о Караджиче.

— Я должна заполучить Караджича, — сказала я. — Но работать с вашим ЦРУ невозможно. Вы нам не помогаете, не арестовываете преступника. Не могу поверить в то, что самое влиятельное государство мира не может его задержать…

— Нас больше занимает бен Ладен, — ответила Райс.

— Бен Ладен — это ваша проблема, Караджич — моя, — с улыбкой парировала я.

Она вздрогнула. Охранник открыл дверцу. Я выскочила, лимузин тронулся с места. Я села в свою машину и влилась в кавалькаду президента Буша. Завыли сирены. Заморгали мигалки. Полицейские на мотоциклах перекрыли движение. Мы помчались через голландские городки и деревушки, как в старые времена в Хокенхайме. Вдоль всей дороги стояли люди. Они аплодировали и махали нам.

1 июня 2005 года Джеффри Найс проводил перекрестный допрос одного из свидетелей защиты по делу Милошевича, генерала Обрада Стевановича. В прошлом генерал занимал пост заместителя министра внутренних дел Сербии. Стеванович только что закончил объяснять, что не знал о том, пересекали ли какие-то военизированные формирования границу между Сербией и Республикой Сербской и совершали ли они какие-то преступления во время боснийской войны. «Я бы не потерпел ничего подобного, — с гордостью вещал генерал. — Я бы не стал закрывать на это глаза».

«Ну конечно, — подумала я. — Никогда не стал бы…» Я отлично знала, что произойдет дальше.

Найс объявил, что хочет продемонстрировать видеозапись. В зале суда погасили свет. Кто-то нажал на кнопку, и мониторы ожили. На экранах мы увидели священника сербской православной церкви, благословлявшего членов военизированного формирования «Скорпионы». Эти люди подчинялись сербскому министерству внутренних дел. Все они были в красных беретах и синей форме. Стеванович заявил, что качество записи очень низкое, и разобрать лиц присутствовавших невозможно. Однако звук был достаточно хорошим, благодаря чему удалось узнать пару имен. Найс продолжил демонстрацию видеозаписи, время от времени останавливая кассету. «Эта видеозапись, — сказал прокурор, — доказывает, что мужчин из Сребреницы партиями доставляли в распоряжение группы «Скорпионы» для казней. Их казнили. Вы видите грузовик, в котором находятся шесть молодых людей… Вы видите красные береты…» Затем мы увидели, как шестерых пленных вывели на холм, поросший высокой травой. Мужчин застрелили сзади. Тела казненных лежали прямо на траве. Пленных расстреливали по двое. Двое последних погрузили четыре трупа в грузовик, а затем «скорпионы», эти герои Сербии, застрелили и их тоже.

Стевановича попросили прокомментировать эту видеозапись:

Я потрясен! Должен признать, что это одна из самых чудовищных вещей, какие я только видел на экране. Разумеется, я никогда не видел ничего подобного… в жизни. Я удивлен тем, что вы продемонстрировали эту видеозапись в связи с моими показаниями: вам прекрасно известно, что все это не имело никакого отношения ни ко мне, ни к тем подразделениям, которыми я командовал. Я уже пытался объяснить это вчера, и пытался сделать это сегодня. Я не говорю, что вы не имеется права показывать подобные записи, но должен сказать, что глубоко потрясен…

В этом-то и заключалась суть дела. Спутники связи распространили видеозапись, на которой «скорпионы» хладнокровно убивали молодых мусульман по всему миру. Это были всего шестеро из 8 тысяч мусульманских мужчин и мальчиков, казненных после падения зоны безопасности ООН в Сребренице. Слободан Милошевич сидел с каменным лицом. Я не знала, слышал ли он голос оператора, который торопил убийц побыстрее закончить с казнью, потому что у него садятся батарейки. Если бы я находилась на месте Милошевича, отчаяние парализовало бы мою душу. В первой половине 2005 года Милошевич видел, как тюремный блок заполняют знакомые лица из Белграда, Боснии и Герцеговины, Хорватии. Почти все руководство Сербии оказалось за решеткой или под условным освобождением. Судя по всему декларации Милошевича о том, что трибунал не имеет юридической силы, более никого не трогали. Запрос консультантов трибунала об аннулировании обвинения был отклонен год назад. Политическая защита Милошевича не могла противостоять множеству фактов, предъявленных обвинением. В ходе процессов других обвиняемых вскрывались новые факты. Политические декларации Милошевича не действовали ни на кого, кроме самых верных его сторонников. Лишь самые ярые его апологеты в Сербии и за рубежом могли отрицать, что в Сребренице было совершено массовое убийство, и что убийцами были сербы из Сербии. Благодаря Интернету, видеозапись «скорпионов» стала достоянием любого, кто готов был кликнуть кнопкой компьютерной мыши. Наследие Милошевича превратилось в пыль боснийской дороги, на которой «скорпионы» убивали своих жертв. Эти люди были настолько уверены в собственной безнаказанности, что снимали казнь на видео и позировали, словно находились на чьей-нибудь свадьбе! Милошевич должен был понимать, что никогда больше не будет свободным человеком.