– Вы так считаете? А я вот почему-то никак не пойму: в его устах это прозвучало как вежливое предупреждение или как наглая угроза?

Все с той же блаженной улыбкой на лице обер-диверсант рейха поблагодарил официанта за поставленную на стол бутылку красного корсиканского вина «Жгучая кровь», в окаймлении тарелок с тоненькими полосками копченой баранины и ломтиками по-особенному приготовленной местной брынзы; выждал, пока тот наполнит бокалы, и только тогда объяснил своей милой собеседнице:

– В устах шейха Хайраддина, досточтимая Фройнштаг, это прозвучало как сухое уведомление. «О чем именно?» – спросите вы. Да всего лишь о том, что, возможно, в особе монаха Рене де Шато мы имели удовольствие лицезреть тайного наследника всемирного трона, принца крови и тернового венца самого… Иисуса Христа.

Даже поперхнувшись вином, германка еще несколько секунд сидела, судорожно сжимая зубками кончик бокала. Женщину так и прорывало воскликнуть: «Не может такого быть! Вы, конечно, шутите!..» или что-то в этом роде. И наверняка воскликнула бы, если бы не знала, что Скорцени терпеть не может подобных возгласов и вообще каких бы то ни было «сугубо женских» проявлений неверия.

– Так нечестно, Скорцени, – то ли смутилась, то ли сдержанно вспылила Фройнштаг. – Почему вы не сообщили мне об этом раньше? Получается, что я так и не сумела, – ну, чтобы так, по-настоящему, полноценно, – пообщаться с наследником всемирного трона!

– Зато просто пообщаться как с мужчиной… – все же получилось.

– Если бы вы представали передо мной в облике пастора, возможно, я не только призналась бы в кое-каких грешках, но и покаялась в них. А пока что всего лишь предположу, что фон Шварц умышленно поселил монаха Рене по соседству со мной и свел нас в своем кабинете, позволяя познакомиться поближе.

– Лучше сразу же признайтесь, Фройнштаг: задание вы провалили. Какая же вы разведчица, если за всю ночь так и не разобрались, кто блаженствует рядом с вами?

– Да, в общем-то, я разобралась… По крайней мере, сразу же поняла, что как мужчина этот ваш Рене де Шато ровным счетом ничего собой не представляет. Возможно, рядом со мной он и блаженствовал, только я от его близости не то что блаженства, а даже каких-либо проблесков удовольствия не ощутила.

– Вы неисправимы, Фройнштаг, – с нарочитой безнадежностью вздохнул Скорцени. – Из-за таких, как вы, дискредитируется сама идея женщины в роли агента международной разведки. На кого только я потратил столько лет своих разведывательно-диверсионных усилий?!

– Ну, не все обстоит настолько плохо, как вам кажется, мой повелитель. Например, я всегда помню, что, согласно вашим наставлениям, сходясь с мужчиной, разведчица должна ставить перед собой три цели: определить, кто перед ней на самом деле, к чему он стремится и в какой тайне можно признаться ему, прежде чем отправить в мир иной. Причем, если первые два пункта не срабатывают, следует немедленно осуществлять требование третьего пункта, не вдаваясь при этом ни в какие признания. Честно говоря, я так и не поняла, зачем нужны признания перед казнью.

– Во-первых, способ вызвать ответное доверие, во-вторых, должны же мы проявлять хоть какое-то великодушие по отношению к врагам своим. Кстати, вы не знаете, куда столь спешно увели вашего подопечного эти четверо камикадзе в сером одеянии?

– Вот! – почти торжествующе уловила момент Фройнштаг. – Теперь настал мой черед в течение нескольких минут изменить ваше мнение о моих собственных способностях и о заслугах женщин перед разведкой.

Пересказ Лилией того, что ей поведал шейх Хайраддин, обер-диверсант рейха выслушал с несвойственным ему вниманием и с еще более несвойственной серьезностью.

– Я недавно встречался с этим иезуитом на вилле «Витторио» Розанды Лукании, во время переговоров. Там действительно шла речь о хранителях династии Христовой крови, о Всемирном Правительстве, сплошь составленном из масонов… Но поскольку олицетворял эту организацию «бедный, вечно молящийся монах Тото…», мне и в голову не приходило, что Рене де Шато способен занимать во всемирной масонской своре сколько-нибудь высокую ступень.

И вот тогда Фройнштаг победно улыбнулась; представился случай отыграться.

– Как жаль, господин Скорцени, что по чину и статусу мне не положено объяснять вам, почему есть все основания считать ваш разведывательный рейд на виллу княгини Лукании полностью провальным. Имея в своем полном распоряжении столь информированную светскую львицу-дипломата, вы так и не сумели выудить у нее ту главную информацию, ради которой были направлены в ее прелестное логово.

– Но-но, Фройнштаг, не забывайтесь, – недовольно проворчал обер-диверсант рейха. – Вы же прекрасно знаете, что на вилле Розанды я находился по совершенно иному поводу.

– Вот видите, вы всего лишь говорите о поводе для посещения виллы, я же говорю о результате, которого вы, в принципе, могли бы достичь, однако так и не достигли, всячески, – с особой интонацией произнесла Лилия это свое «всячески», – эксплуатируя эту внебрачную дочь разведки.

Июль 1960 года. Борт мини-субмарины «Горгона»

В полночь субмарина в надводном положении вошла в бухту, и механик Абруццо, зацепившись «кошкой» за борт стоявшего на якоре «Посейдона», перебросил туда канатный трап. Поначалу решено было, что подлодка остановится за пределами бухты и Скорцени доставят к ней на резиновой шлюпке. Однако волнение в море и даже у пристани оказалось таковым, что рисковать не имело никакого смысла. К тому же Скорцени и корвет-капитан Сантароне решили, что навыки надводного причаливания к судну могут понадобиться во время совместной с пароходом «Умбрия» поисковой операции.

А чтобы субмарина не выдала себя, в том числе и гулом мотора да работой винта, двигатели на боте и яхте тоже были запущены. К тому же корабельное освещение сведено до минимума, а начальник-сторож пристани после неожиданно щедрого коньячного угощения, доставшегося от кого-то из команды яхты, безмятежно спал в своей сторожке. Словом, возможность обнаружения «Горгоны» с берега была сведена до минимума.

– Действовать строго по плану, оберштурмбаннфюрер, – приказал Скорцени барону фон Шмидту еще до того, как трап из субмарины оказался на палубе бота.

– Тем более что он несложен, – без особого энтузиазма признал барон. – Однако я был уверен, что понадоблюсь там, на пароходе «Умбрия», во время поиска.

Если бы фон Шмидт смог видеть в темноте выражение лица Скорцени, то понял бы, что тот смотрит на него с высокомерным сочувствием. И вопрос, который прозвучал из уст обер-диверсанта, был подобен удару ножом в спину:

– Понадобитесь… в качестве кого?

– Помнится, совсем недавно вы называли меня «хранителем сокровищ фельдмаршала».

– Вот уже в течение многих лет истинным хранителем сокровищ Роммеля является море, – сухо напомнил ему Скорцени. – И никто не имеет права игнорировать этот факт.