Томографические исследования пациентов, страдающих депрессией, часто демонстрируют повышенную активность в дорсальной части префронтальной коры, но пониженную активность в ее вентральной части. При этом и психотерапия, и лекарственные препараты позволяют бороться с этими аномалиями. Если бы в 1895 году, когда Фрейд работал над «Проектом научной психологии», уже были доступны методы функциональной томографии, вполне возможно, что психоанализ пошел бы по другому пути, сохраняя тесную связь с биологией, намеченную в этом проекте. Поэтому использование томографии мозга в сочетании с психотерапией позволяет исследовать психику «сверху вниз» и развивать научную программу, возможность которой в свое время предвидел Фрейд.

Как мы убедились, краткая психотерапия применяется в настоящее время по крайней мере в четырех различных формах, а функциональная томография мозга дает научный подход, который может позволить выявить разницу между ними. Если так, то ее применение может показать, что все эффективные методы психотерапии работают за счет одних и тех же анатомических и молекулярных механизмов. С другой стороны, более вероятно, что механизмы, обеспечивающие эффект разных методов психотерапии, тоже окажутся совершенно разными. Кроме того, вполне вероятно, что у методов психотерапии есть нежелательные побочные эффекты, точно таи же, как у лекарственных препаратов. Эмпирическая проверка методов психотерапии может позволить мам обеспечить максимальную безопасность и эффективность этих важных способов лечения, примерно так, как это делается для используемых в медицине лекарств. Она также может позволить нам предсказывать результаты применения конкретных методов психотерапии и даст пациентам возможность самим выбирать наиболее устраивающие их методы лечения.

Сочетание краткой психотерапии и томографии мозга может наконец позволить психоанализу внести свой особый вклад в новую науку о психике. Давно пора! Здравоохранение остро нуждается в эффективных методах терапии для борьбы с легкими и умеренно тяжелыми психическими заболеваниями. Судя по результатам исследований Рональда Кесслера из Гарварда, почти 50 % людей на каком-то этапе своей жизни страдали от того или иного психического расстройства. В прошлом многих из них лечили медикаментами. Использование медикаментов сыграло колоссальную роль в развитии психиатрии, но у всех лекарств могут быть побочные эффекты. Более того, применение одних лишь медикаментов нередко малоэффективно. Многим пациентам лучше помогает применение какой-либо формы психотерапии в сочетании с фармакологическим лечением, а другим, на удивление многочисленным, неплохо помогает одна лишь психотерапия.

Кей Джеймисон в своей книге «Душевный непокой» описывает историю успешного применения обоих подходов даже для лечения серьезного психического заболевания, в ее случае — биполярного аффективного расстройства (маниакально-депрессивного психоза). Литиевая терапия помогла ей избавиться от тяжелых маниакальных фаз, выйти из больницы, спасла ее от самоубийства и дала возможность пройти длительное психотерапевтическое лечение. Она пишет: «Это невозможно выразить, но психотерапия действительно лечит. Она позволяет найти смысл в неразберихе, обуздать страшные мысли и чувства, вернуть самоконтроль, надежду и возможность извлечь из всего этого урок. Таблетки при всем желании не могут вернуть человека в реальный мир».

В откровениях Кей Джеймисон о том, как психотерапия позволила ей собрать воедино распавшиеся нити восприятия, меня особенно привлекает сама история ее жизни. Разумеется, именно память сплетает нашу жизнь в единое целое. Когда эффективность психотерапии пройдет более строгую проверку, а биологические аспекты будут лучше изучены, мы будем способны исследовать психиатрическими методами механизмы работы памяти и вообще психики. Например, мы сможем изучить различные стили мышления и понять, как они влияют на восприятие окружающего мира и поведение.

Применение в психоанализе редукционистского подхода также позволит нам лучше разобраться в человеческом поведении. Важнейшие шаги в этом направлении были сделаны в исследованиях развития ребенка — области, которая будоражила воображение Эрнста Криса. Одаренная исследовательница Анна Фрейд, дочь Зигмунда Фрейда, изучала травматическое воздействие на детей разделения семей во время Второй мировой войны и получила первые убедительные свидетельства важности связи между родителями и детьми в период стресса. Дальнейшие исследования последствий разделения семей проводил нью-йоркский психоаналитик Рене Шпиц, который сравнивал две группы детей, отделенных от матерей. Представители одной группы выросли в детском доме, где о них заботились воспитательницы, каждая из которых отвечала за семерых детей, представители другой — в частном приюте при женской тюрьме, где о них ежедневно в течение непродолжительного времени заботились собственные матери. К концу первого года моторные и интеллектуальные способности у детей из детского дома сильно отставали от таковых у детей из приюта: дети первой группы были склонны к замкнутости и слабо проявляли любознательность и жизнерадостность. Эти классические исследования были опубликованы в ежегоднике The Psychoanalytic Study of the Child («Психоаналитические исследования детей»), редакторами которого были трое основоположников эмпирического изучения детской психологии: Анна Фрейд, Хайнц Хартманн и Эрнст Крис.

Гарри Харлоу из Университета Висконсина продолжил работу в этом направлении, применяя редукционистский подход в исследовании психологических процессов. Он использовал обезьян в качестве модельных объектов для изучения синдрома лишения матери и обнаружил, что новорожденные обезьяны, которых изолировали на срок от шести месяцев до одного года, а затем возвращали в общество других обезьян, были физически здоровы, но их поведение было глубоко нарушено. Они сидели, сжавшись, в углу клетки, раскачиваясь взад и вперед, как сильно подавленные или страдающие аутизмом дети. При этом они никак не взаимодействовали с другими обезьянами, не дрались, не играли и совершенно не проявляли интерес к противоположному полу. Изоляция взрослых животных на такой же период не приводила к серьезным последствиям. Таким образом, обезьянам, как и людям, свойствен период, имеющий принципиальное значение для социального развития.

После этого Харлоу выяснил, что нарастание этого синдрома можно отчасти предотвратить, предоставив изолированной обезьянке покрытую материей деревянную куклу в качестве суррогатной матери. К такой суррогатной матери изолированные детеныши прижимались, как к настоящей, но этого было недостаточно для полноценного развития социального поведения. Нормального социального развития удавалось добиться лишь в том случае, когда в дополнение к суррогатной матери изолированный детеныш имел возможность ежедневно в течение нескольких часов общаться с другим, нормальным детенышем, проводившим остаток дня в обезьяньей колонии.

Работы Анны Фрейд, Шлица и Харлоу продолжил Джон Боулби, сформулировавший гипотезу, что беззащитный ребенок поддерживает тесную связь с тем, кто о нем заботится, посредством системы эмоциональных и поведенческих реакций определенного характера, которую он назвал системой привязанности. Система привязанности, по Боулби, представляет собой врожденную систему инстинктов и мотиваций (таких как голод или жажда), организующую работу памяти младенца и направляющую его на поиск близости к матери и взаимодействия с ней. С эволюционной точки зрения система привязанности явно повышает шансы младенца на выживание, позволяя его незрелому мозгу прибегать к помощи зрелого поведения родителей для обеспечения собственных потребностей. Детский механизм привязанности находит отражение в эмоционально чувствительных реакциях родителей на сигналы, поступающие от детей. Родительские реакции служат как для усиления и закрепления позитивных эмоциональных состояний ребенка, так и для смягчения его негативных эмоциональных состояний. Многократные повторения такого опыта записываются в процедурной памяти как ожидания, помогающие ребенку чувствовать себя безопасности.