Начало лета я провел в Берлине, Кельне и других местах — и провел таким же образом, как проводил время в другие мои поездки за границу, то есть ходил по митингам, редакциям, знакомился с политическими деятелями, работал в библиотеках, изучая строй и развитие политических партий, функционирование избирательного механизма и т. д.

Когда выборы закончились, я уехал в Штутгарт, где жил Струве и печаталось «Освобождение», и по мере сил помогал ему в работе. Там же я бывал у столь знаменитой впоследствии Клары Цеткин.

В июле или августе состоялся съезд сторонников журнала «Освобождение»905. Он состоялся на берегах Боденского озера, каждый день по конспиративным (очевидно, совершенно неправильным) соображениям меняя свое место: то в Шаффгаузене, то в Констанце, то в других местах, устраивал совещание в ресторационных залах различных ресторанов и Bierhallen906. На съезде присутствовало человек двадцать: П. Б. Струве с женой, Ниной Алекс[еевной], И. И. Петрункевич с Паниной, В. И. Вернадский, П. И. Новгородцев, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, Дм[итрий] Ив[анович] Шаховской, С. Н. Прокопович с Е. Д. Кусковой, Ф. И. Родичев и многие другие907. Из видных впоследствии деятелей Союза освобождения не было ни Н. Ф. Анненского, ни А. В. Пешехонова, ни П. Н. Милюкова, ни Гр[игория] И. Шрейдера.

На этом съезде положено основание Союза освобождения, сыгравшего видную роль в подготовке революции 1905 г. и в самой революции. Программа Союза детально и текстуально выработана не была, но основные ее линии были намечены: требование конституции, всеобщего голосования, свободы слова, свободы развития национальностей, широкого местного самоуправления на основе всеобщего голосования. Было решено образовать в разных городах местные отделения Союза с задачей, во-первых, снабжать журнал «Освобождение» материалами, а во-вторых, распространять этот журнал среди публики; было решено стараться вводить в эти Союзы земцев и городских деятелей. Очень горячие споры вызвал вопрос об отношении к революционным партиям. Петрункевич тут произнес фразу, впоследствии им несколько раз повторенную: «У нас нет врагов слева».

Союз освобождения стремился объединить по возможности всю левую оппозицию на почве общей всей ей задачи: борьбы за демократическую конституцию против самодержавия. Поэтому теоретически для «Освобождения» были приемлемы и социал-демократы, и социалисты-революционеры. Союз потому и назвал себя «союзом», а не партией, что он теоретически допускал в свои ряды членов двух названных партий, не мешая им оставаться одновременно и в их составе. Фактически, однако, такое совмещение было явлением крайне редким; кажется, был только один случай: социал-демократ Н. Д. Соколов. Сильно сочувствовал эсерам Гр[игорий] Ил[ьич] Шрейдер, но действительным членом партии он, кажется, сделался только в 1905 г., после закрытия и журнала, и Союза освобождения.

Несмотря на эту принципиальную нашу терпимость к левым партиям, из их журналов и в особенности из социал-демократической «Искры» началась с самого возникновения журнала «Освобождение», еще сильнее — с возникновения Союза, усиленная, озлобленная травля против них. Возникал вопрос: как реагировать на нее? Родичев и некоторые другие, вопреки первоначальной задаче журнала, высказывали мнение, что защищаться необходимо, хотя бы сдержанно, не допуская резких выпадов, в приличном тоне.

Против этого решительно высказался Струве:

— Начать полемику очень легко, даже очень соблазнительно. Но остановиться, начав ее, совершенно невозможно: скажут — струсили, нет доводов, разбиты. А между тем в нашем распоряжении не может быть столько ругани, как у наших противников, в особенности социал-демократов.

Большинство (и я в том числе) поддержало Струве, и было решено не допускать полемики с революционными партиями.

Ее и не было, не было ни до съезда, ни после него — до самого конца. Но перед концом, в 1905 г., Струве сообщал Союзу освобождения, что он не в силах безответно выдерживать травлю слева, и требовал, чтобы принятое по его же почину постановление было отменено и ему предоставлено право полемизировать, угрожая даже оставлением журнала. Однако в Петербурге, в центре Союза освобождения, это требование сочувствия не встретило, и соответственно разрешение дано не было. Струве не ушел, но, вероятно, только потому, что журнал вследствие политических событий прекратил свое существование раньше, чем он успел это сделать.

Близко следя за деятельностью Струве в течение двух лет, 1903–1905 гг., я, как мне кажется, понял его характер и причину его постоянной изменчивости. Он спорщик по природе и любит спор; спорит он всегда раздраженно, хотя обыкновенно умеет себя удерживать от слишком резких выражений; переубедить его в споре совершенно невозможно; напротив, сильный духом противоречия, он только закрепляет свои позиции, иногда — наиболее уязвимые. Особенно охотно он спорит не с настоящими своими идейными врагами, а с противниками из своего собственного или близкого ему лагеря. Когда в 1902 г. начал «Освобождение», он еще далеко не окончательно отказался от марксизма. Очень тесные личные симпатии все еще связывали его с немецкими социал-демократами: Адольфом Брауном, Кларой Цеткин, Бернштейном и многими другими; всей душой желал он в 1903 г. победы на выборах германской социал-демократии и очень сочувствовал социал-демократическому движению в России.

И вот из социал-демократического лагеря начался озлобленный и по большей части несправедливый и оскорбительный обстрел Струве. Поминая ему социал-демократическое прошлое, его называли ренегатом, продавшимся капиталистам; ему ставили на счет и грехи либералов на Западе, и прошлые грехи русской либеральной бюрократии, и будущие грехи русской буржуазии. Тон полемики был совершенно недопустимый; заведомая клевета была обычным приемом.

Струве, делая правильный вывод из поставленной им себе тактической задачи, молчал (печатно). Но себе самому он говорил: «Ага, вы называете меня сторонником капитализма; ну так я вам покажу. Вы называете меня врагом социализма; ну так я вам покажу».

И слабые тогда антисоциалистические элементы его миросозерцания подкреплялись все новыми и новыми соображениями, и желание укрепления в России буржуазии находило все новые соображения. Избегая полемической формы в своих печатных выступлениях, он в форме положительной давал чувствовать это новое направление своей мысли; еще более высказывал его он в разговорах с близкими людьми, и, уезжая в 1903 г. из Германии, я до некоторой степени уже предчувствовал, что хотя пока я могу считать себя его единомышленником, в особенности по тактическим вопросам текущего момента, но в будущем, вероятно, мы разойдемся. И действительно, в 1905 г., когда мы с ним вновь встретились в Берлине, различия в нашем мировоззрении сказались очень заметно, а в Россию он вернулся уже решительным социалистоедом.

Так, духом противоречия, объяснял я себе его переход из сочувствующего социализму освобожденческого лагеря в лагерь умеренного либерализма, враждебного социализму. Сам Струве, конечно, это объяснение принять не может. Более того, тогда он почти не замечал происшедшей с ним перемены за