— Это ты совсем думать разучился! — гневно прервала его Рита.

— Ты слишком много о себе возомнила, — ухмыльнулся он. — Не заводи меня. А то…

— Что? — по-прежнему зло спросила Лукина.

— Я тебе кое-что скажу! — Роман сорвался на громкий крик. — И тебе это совсем не понравится!

— Не советую, — спокойно парировала она. — Если мне это не понравится, мы расстанемся. И тогда для тебя снова начнется эпоха мелкого рэкета. Потому что вместе со мной порвутся связи…

— Да хватит вам! — визгливо выкрикнула Эля. — Все мы прекрасно знаем, что друг без друга у нас ничего не выйдет! Да, да! — прикрикнула она на попытавшегося что-то сказать брата.

— У нее, — Журина кивнула на щелкнувшую зажигалкой Риту, — связи. У тебя твои парни, которых держит Глыба. У меня прекрасные знакомые в рядах нашей доблестной милиции…

— В общем, — закончила за нее Рита, — не будем ссориться! — Она с улыбкой посмотрела на Элю: — Ты, милая, забыла еще кое-что.

— И что же?

— Только у меня есть выход на Гюнтера. А без этого вся затея с поисками ожерелья становится просто бессмысленной.

— …там сидела Мурка, — весело напевая, Пузырь пинком открыл дверь и, подмигнув удивленно смотрящей на него Василисе, продолжил: — В кожаной тужурке. Из кармана виден был наган…

— Ты чего это распелся? — поразилась она.

— Такую песню испортила, — притворно огорчился он и, не выдержав, засмеялся.

— Сало в мозги ударило? — Василиса с нескрываемым удивлением посмотрела на него.

— Наливай. — Хохотнув, он достал из холодильника бутылку виски. Откупорил, снова подмигнул Василисе: — Выпьем за упокой души раба божьего Корявого. — И, не удержавшись, закричал: — Сдох Корявый! Сегодня ночью!

— Сам? — облегченно вздохнув, спросила она. — Или?

— Неважно, как! — выкрикнул он. — Важно, что сдох!

— Но подожди… — поставив на стол рюмку, сощурилась она. — Ты же за это Коре прилично отстегнул. А если Корявый сам кони двинул, бабки надо назад брать.

Пузырь выпил и озабоченно взглянул на нее.

— А ведь по натуре. Если Корявый сам умер, то деньжата мы ни за что дали! — Вскочил и подошел к телефону. Потом обернулся к Василисе: — А вдруг не сам? Мы-то не знаем.

— В какой больнице он лежал? — немного подумав, спросила Василиса.

— Его на тюрьму из ожогового отправили…

— Тогда я узнаю, — уверенно проговорила Потина. — У меня там пара подруг до сих пор службу несут.

Высокая смуглолицая женщина с узкими восточными глазами вошла в большую, обвешанную коврами комнату и недовольно посмотрела на коротко остриженную крепкую блондинку, сидевшую на поперечном шпагате.

— Ты снова голая занимаешься? Всю комнату потом провоняла!

— В здоровом теле — здоровый дух, — весело отозвалась блондинка. Легко поднявшись, подошла к смуглой. — Ведь мне всегда нужно быть в форме. Вот-вот от слов все перейдут к делу…

— Перестань, Гюрза, — негромко рассмеялась смуглая. — Все они просто перережут друг другу горло. А я сегодня встречалась с Тарасом.

Подойдя к зеркалу, легким движением вытащила из собранных в пучок волос шпильки, тряхнула головой. Черной пушистой волной по ее плечам и спине рассыпались длинные волосы.

— Диана, — блондинка, уже в купальнике, подошла к ней, — ты встречаешься с ним как с мужчиной?..

— Ты прекрасный боец, — засмеялась та. — И работаешь кулаками и ногами гораздо лучше, чем головой. Как ты могла такое подумать? Ведь кто-кто, а ты знаешь, что мужчины для меня — только способ достижения чего-то. И согласись, — она приподняла и без того короткую юбку, прошлась по комнате, — для этого у меня есть все!

— Конечно, — кивнула Гюрза. — Но мне это неприятно слышать. Потому что в моей жизни есть, был и будет только один мужчина.

— Ты думаешь, он так же верен тебе? — Диана посмотрела на ее отражение в зеркале.

— Перестань! — зло воскликнула Гюрза.

— Хорошо, — спокойно согласилась Диана. — Сегодня у меня нет времени для тренировки. И поэтому мы обсудим этот вопрос завтра.

— Как ты можешь такое спрашивать? — Таня Фомина сердито посмотрела на мать. — Ты же моя мама! Неужели…

— Вот поэтому и спрашиваю! — перебила ее Мария Ивановна. — Мне про это его мать сказала. Сам-то Сашка никогда даже не заикался про то, что Светка не его дочь. Поэтому я и молчала все годы. Ведь знала, как тебя свекровь не любит. Но сейчас вы как собаки цепные. А Светке папа нужен! Она все время о нем спрашивает. И он звонит в день не по разу. Вот я и спросила тебя — права свекровь или нет.

Таня негромко, чтобы не разбудить спящую дочь, заплакала.

— Хватит, милая, — обняв ее за плечи, мать тяжело вздохнула. — Думаешь, мне легко было, когда твой отец получил направление в Москву и бросил меня?

— Мама, — всхлипнув, Фомина посмотрела на нее, — знаешь, как обидно, если даже мама об этом спрашивает…

Буров, выйдя на проезжую часть, требовательно махнул рукой. Светло-зеленая «волга» с шашечками на дверце остановилась возле него.

— Улица Гагарина, пятьдесят, — Лев наклонился к открытому окошку. Встретив удивленный и немного растерянный взгляд молодого водителя, буркнув «понял», он неторопливо пошел дальше.

— А то давай отвезу, — подтвердил его догадку веселый голос таксиста.

Псих, громко хохоча, катался по полу. Прижимая к разбитым губам носовой платок, изредка кривясь от боли, посмеивался Лютый. Стоявшая у двери на кухню Ира с недоумением смотрела на разъяренную Миледи.

— Сейчас сдохну, — промычал Смирнов и, снова закатившись веселым смехом, на карачках пополз в ванную комнату.

— Гнида! — процедила женщина. — Козел! Овцебык комолый!

— В чем дело? — несмело спросила ее девушка. — Что-то случилось?

— Да нас таксист, сука, сорок минут по городу катал!

— Таксист? — поразилась Ира. — Так ведь здесь идти десять минут.

— А чего же ты раньше не сказала? — сердито спросила Миледи. — Ведь слышала, как мы про такси говорили!

— Я думала, вы шутите, — растерянно пролепетала девушка.

Злое, красивое лицо женщины вдруг подобрело, она отвернулась, фыркнула и рассмеялась.

— Хватит вам, — промокая платком выступившую из разбитой губы кровь, со стоном взмолился Лютый. — Я же кровью изойду. Вам хорошо ржать. А у меня губа, паскуда, лопнула!

— Ха-ха-ха! — заливался в ванной Псих. — На такси… приехали…

Обхватив живот руками, с веселым смехом присела у стены и Миледи.

— Хватит, — замычал Дубов и, не удержавшись, прижал платок к губам и приглушенно захохотал.