Где-то в предгорьях Форрольского хребта,

18 число месяца дуодецимуса, 1218 год от Пришествия Света Истинного

Семь дней до Йоля...

Что делать, если не можешь выполнить заказ, не выполнить который нельзя? В моем случае ответ простой — сдохнуть. Вторая бутылка самого жуткого пойла, что только нашлось в кладовой, подходит к концу. Вроде бы, раньше я оттирал им лабораторный стол? Плевать… Не имеет значения, если я не справлюсь. Тонкий пергамент с легкой, наклоненной влево вязью слов сгорел в камине в одну из бессонных ночей на прошлой неделе, но у меня и нет в нем нужды. Буква в букву, до мельчайшей завитушки, словно до сих пор смотрю на него: «Полагаю, ты помнишь уговор. Если герцог Альбан, брат короля Ираклия, умрет до полуночи Йоля, можешь считать себя свободным от ученичества и любых обязательств передо мною. Если же нет, тебе стоит продолжить обучение». Мне-то казалось, что мое убежище — тайна от всех, и уж точно от Керена. Но морозный порыв ветра швырнул мне в руки лоскуток выделанной кожи с парой небрежных строк без подписи, и я будто увидел знакомую усмешку. Это было до того, как начались двенадцать праздничных йольских дней. Осталось семь. Целых семь или всего семь — как посмотреть...

Вот и вторая бутылка пуста. Ладно, хватит! Пить и жалеть себя — это приятно, конечно, только делу не поможет. Я сжимаю в пальцах стеклянный стакан, представляя тугую плоть горла, мягкие хрящи… Прихожу в себя от резкой боли: стол усыпан осколками, на которые хлещет кровь. Вот теперь и в самом деле достаточно: не хватало еще руки изуродовать. Хмыкаю, выдергиваю из ладони крупный осколок, привычно заживляю порезы. Достаю из шкафчика в углу трезвящее зелье. Вкус тот еще, зато измученный вином и бессонницей мозг окатывает ледяной ясностью. Что делать будем, Грель? Проклятого герцога охраняют, как мощи Света Истинного: как же, главный претендент на трон! Ираклий не имеет сыновей, если и его брат умрет, начнется свара за корону между кузенами короля. Что же, это их дело. Моё — убрать Альбана до праздника Йоля. То есть до дня святого Амасвинда, как его теперь называют. Преодолеть защиту святых братьев, пробить стену из силы артефактов и церковных реликвий, которыми он окружен… Безнадежно! Я знаю — пробовал. Вот уже третью неделю только этим и занимаюсь, осталась последняя. Полночь прошла, значит, уже шесть дней. А потом — добро пожаловать в ад. Только вот если придется выбирать между уютными покоями Керена и Преисподней, я бегом отправлюсь к адским вратам и буду ломиться в них, пока меня не впустят.

Во рту горькая сушь, она стягивает губы и делает язык похожим на терку. Прихватив кувшин с водой, я перебираюсь на медвежью шкуру к очагу и смотрю в пляшущие ало-золотые языки. Пью воду прямо из горлышка — лень идти за стаканом — и снова смотрю в огонь. Искры взлетают вверх и гаснут, но если закрыть глаза, темнота исчерчена светлыми штрихами. В ушах звенит, и хочется лечь прямо тут, у огня, и смотреть в темный каменный потолок, не отрываясь, пока глаза сами не закроются — а потом проспать всю ночь и еще день. Я вымотался, потратил столько силы, что теперь не одну неделю работать только с тонкими касаниями, если не посчастливится найти источник. И все без толку. Испробовано все. Действительно, все.

До Стамасса миль сто, с работающим порталом — сущие пустяки… Сначала я пытался навести порчу по портрету герцога, нарисованному с натуры. Вспомнить жутко, во сколько обошелся миниатюрный медальон с красивой шейки одной из его любовниц — та служанка теперь может удачно выйти замуж, с таким-то приданым! Потом начал пробовать все, что мог и умел. Родовое имя? Не вышло. Грязное белье или волосы? Прачка отказалась даже разговаривать с посредником, завизжав от страха, а цирюльник кликнул стражу. Гробовая земля с могилы предков? Вынутый след? Остаток еды с герцогского блюда? Бесполезно... Все бесполезно! Словно тычешься в сияющую стену — и отскакиваешь, ослепленный и обожженный. Защита герцога непреодолима, то есть, это у меня нет сил ее преодолеть. Наверное, Керен смог бы найти уязвимое место. Но я не Керен.

Зато, если чудом получится, церковные псы будут искать по отпечатку магической силы именно меня, а не Керена. Некроманта Греля, двадцати семи лет отроду, известного как Грель Ворон, Грель Головня и Грель Кочерга, список примет прилагается. Еще несколько глотков воды, пустой кувшин стучит об пол рядом с мехом — пальцы разжимаются в последний момент, и я роняю тяжелую посудину.

Значит, облавы. И персональное проклятье, от которого мне не поздоровится. Вечное лишение Благодати. Придется тратить куда больше сил на личную защиту, рвать с надежными поставщиками. Может, даже убежище менять. Ах, как ты меня подставил, Керен… Со всех сторон… Думай, Грель, думай. Последняя надежда — Мартин. Если рыжий пройдоха, который год гуляющий между костром и петлей, не найдет лазейку к герцогу, наставник не получит даже пепла от моего трупа.

Я отстраненно разглядываю ладони и запястья, исчерченные сеточкой тонких шрамов. Пальцы чуть заметно подрагивают, словно пытаясь что-то удержать. Время, наверное. Время, которого все меньше и меньше...

Шесть дней до Йоля...

Утром приходят вести от Мартина. Это не ветровая почта, столь любимая фейри, я просто нахожу письмо под седым от толстого слоя инея камнем у поворота дороги в горы. Кто его там оставил? А кто может ходить в этих местах, не боясь, что снегопад застанет на перевале? Охотник, проезжающий мимо наемник, бродячий менестрель или рисковый купеческий приказчик? Не знаю и знать не хочу. Но клянусь Темным, Лис стоит своей цены! Каждой монетки, до последнего медяка. Лучшее подтверждение тому — ворох грязного белья, что он раскопал. Любовницы, внебрачные дети, собутыльники… Но это все не то. Всех, достаточно близких для магического использования, наверняка охраняют. Если бы я считал церковников глупцами — не дожил бы до нынешних неприятностей. Нет, мне нужен кто-то, крепко связанный с герцогом, но оставленный им достаточно давно. Или укрытый от святош. Просмотренные бумаги летят на шкуру у камина, я так тороплюсь, что читаю прямо у огня, чтоб не идти за новой свечой взамен потухшей. Рискнуть с кем-нибудь из бастардов? Порча на кровь может и пройти. Еще как может! Нет, вряд ли... Вот и Мартин пишет, что все герцогские ублюдки под надежным присмотром. Так, а вот это…

Герцог-то у нас, оказывается, затейник не только с дамами. Охотничий домик в лесу неподалеку от Стамасса, молодой красивый дворянин… Нет, не дворянин, бастард какого-то захолустного барона. Семнадцать лет… Там охрана, конечно. Но никаких святош, обычные наемники и лакеи. То ли для безопасности господина, то ли чтобы парень не сбежал… А ведь это подходит! Телесная связь, долгая, греховная с точки зрения церковной морали… За это можно зацепиться и пробить защиту. Не исключено, кстати, что святоши об этих развлечениях герцога даже не подозревают. Не одобряет Церковь эти игры, ой, не одобряет! Внешне, по крайней мере. И если шлюх женского пола герцогу прощают запросто, лишь порицая слабость плоти, то любителя мальчиков могут счесть недостойным трона…

Наспех просматриваю остальные бумаги. Нет, ничего более удачного в них не находится. Значит, все в очаг. Тускло поблескивающее золото — все, что нашлось, серебро на расходы, кошель с готовыми амулетами — я собираюсь так, словно мне в спину дышит сама смерть. Так уходят на войну, с которой не думают вернуться. Потому что если не справлюсь, возвращаться мне и в самом деле некуда и незачем. Теплый плащ, меч и нож, кремень с трутом и прочая мелочевка… Выспаться, главное! А завтра, с самого утра — в Стамасс! Первый раз за все эти дни я чувствую вместо тоскливой безнадежности азарт. Первый раз за три недели мне хочется есть. Не просто утолить чем-нибудь голод, а насладиться вкусом и запахом еды. Выпить хорошего вина, принять ванну, сменить одежду. Жить мне хочется, вот что... Просто жить! И поэтому герцогу придется умереть, да и не только ему.