в этот день Феррари собирал в экспериментальном цехе всех сотрудников «Скудерии», которые не ушли в летний отпуск, и вел их на праздничный обед. Из-за праздника предприятия не работали, а газеты, которые могли бы сообщить о смерти Энцо Феррари, не выходили.

С похоронами не затягивали; они состоялись на следующее утро и поражали своей непритязательностью и скромностью. На похоронах присутствовали только родственники и близкие друзья — Пьеро, Флориана, Гоцци, Скальетти, Бенци и Тальязуччи. В последний путь Феррари провожал приходской священник дон Серджио Монтовани; в семь часов утра гроб с телом Феррари был предан земле. Не было ни публичной церемонии прощания, ни траурного шествия по улицам города. И это при том, что похороны гонщиков обыкновенно проходили в торжественной обстановке и при огромном стечении народа, а гроб с телом усопшего несли одетые в новые комбинезоны механики и товарищи по команде. В утро похорон Феррари улицы города были пустынны, и никто не заметил, как с Ларго Гарибальди выехал катафалк, увозивший в последний путь тело одного из самых выдающихся граждан города Модены.

Без всякой помпы и драматизма гроб с телом Феррари был доставлен на кладбище Сан-Катальдо и водворен в белой мраморной усыпальнице, над входом в которую была вырезана одна-единственная фамилия: ФЕРРАРИ. Под ней небольшими буквами была проставлена латинская эпитафия: «Ad maiora ultra vitam» — «От земного к Великому». Усыпальница представляла собой шестиугольный покой с мраморным алтарем, на котором были установлены тяжелое стальное распятие и четыре высокие белые свечи в стальных подсвечниках. К стенам были прикреплены асимметричные таблички из коричневого мрамора с именами усопших: Альфредо Феррари и Адальгизы Бисбини Феррари, родителей Энцо, Лауры Доменики Гарелло Феррари, его супруги, и Дино Феррари, его сына.

Через месяц после похорон состоялись «trigesimo» — или «тридцать дней». Поминовение усопшего проходило в моденском кафедральном соборе — архитектурном шедевре эпохи Ренессанса. Стоял теплый ясный день начала осени; чтобы отдать дань уважения покойному, собралось множество людей. Приехал даже президент концерна Fiat сеньор Джанни Аньелли. Опираясь на трость и чуть припадая на изуродованную вследствие автомобильной аварии ногу, он прошел к центру площади перед собором, где был встречен мэром Модены. До начала службы в городской ратуше состоялся прием, на котором, помимо мэра и Аньелли, присутствовали Серджио Пининфарина со своими двумя сыновьями и Пьеро Феррари с семьей. Большой зал кафедрального собора был заполнен народом; сотрудники «Скудерии» пришли в собор в полном составе, прихватив с собой жен и детей. Кроме рабочих и служащих, там были все, кто так или иначе общался с Феррари или вместе с ним работал, начиная от его личного парикмахера и повара и кончая секретарями и тремя врачами, услугами которых он в разное время пользовался. Это не говоря уже об инженерах, дизайнерах и гонщиках, среди которых можно отметить Форгьери, Альборето, Мерцарио, Ваккареллу и Арну. Однако Лина Ларди, вдова Феррари и мать его второго сына, осталась дома. Проводил службу епископ Модены, которому помогал дон Серджио Монтовани. Впрочем, поминальная служба была выдержана в традиционном ключе, ничего личного не содержала и продолжалась не более получаса.

В течение первой половины 1988 года Герхард Бергер и Микеле Альборето выступали крайне неудачно. Уже в начале сезона со всей очевидностью стало ясно, что они не в состоянии противостоять новым McLaren-Honda, которыми управляли Ален Прост и Айртон Сен-на. Даже на Гран При Канады, который состоялся вскоре после того, как гонщики «Скудерии» получили благословение папы римского, призовых мест им занять не удалось. Казалось, с уходом Энцо Феррари фортуна окончательно отвернулась от «Скудерии».

Через четыре недели после смерти Энцо огромные красные грузовики Fiat повезли машины Формулы-1 по Виа Эмилиа в Монцу, где должен был состояться Гран При Италии. Именно в Монце Феррари много лет назад в последний раз присутствовал на гонках. Потом, когда появилось телевидение, он наблюдал за гонками, сидя перед телеэкраном на ферме, находившейся рядом с испытательной трассой во Фьорано. Теперь в комнате, где сиживал Феррари, находились другие люди. Они, а не Феррари наблюдали по телевизору за тем, как в Монце вырвавшийся вперед Прост через некоторое время из-за технической неисправности сошел с трассы. Его место во главе пелетоне занял Айртон Сенна. Бергер и Альборето шли, соответственно, на втором и на третьем месте. Но гомонившие на трибунах «тиффози» особой радости от этого не испытывали: они считали, что на итальянской трассе первое место должно принадлежать итальянской команде — и никак иначе. Между тем, по мнению большинства, у гонщиков Ferrari не было никаких шансов догнать «реактивного» бразильца. Но вот, когда до конца гонки оставалось всего несколько кругов, Сенна, обходя на одной из шикан отставшую на круг машину некоего аутсайдера, допустил ошибку, зацепил соперника и вылетел с трассы. Оказавшись на обочине, Сенна попытался было снова завести машину и продолжить гонку, но у него ничего не получилось. Вытащив руль и швырнув его в сердцах на землю, Сенна вылез из своего болида и побрел к боксам. Бергер и Альборето, переместившиеся на первое и второе места, промчались мимо. В том же порядке они пересекли линию финиша, сделав дубль и тем самым почтив память отошедшего в лучший мир создателя «Скудерии». Зрелище было незабываемое: словно связанные невидимой нитью, две алые машины под приветственные клики болельщиков медленно ехали по автодрому в Монце, совершая круг почета. Точно в такой же торжественной обстановке на этой же старейшей итальянской трассе делали круг почета такие выдающиеся пилоты, как Нуволари, Аскари, Фил Хилл, Сертис, Скарфиотти, Регаццони и Шехтер, в разное время выигравшие Большой приз Италии для «Скудерии Феррари». Здесь же, сражаясь за Гран При, отдали свои жизни Кампари, Аскари и фон Трипе. И всякий раз, когда на этой трассе машина марки Ferrari вырывалась вперед, болельщики отчаянно размахивали алыми флагами с изображением черного вздыбленного жеребца на желтом геральдическом щите и кричали во весь голос, приветствуя успех любимой команды. Вечером того же дня на колокольне приходской церкви в Модене звонарь дон Эрио Беллой ударил в колокол в ознаменование очередной победы «Скудерии», как делал это десятки раз при жизни Энцо Феррари. Звон бронзового церковного колокола напомнил болелыцикам «Скудерии», что на смену невезению рано или поздно приходит удача, и они приободрились.

«Non mi piacciono i monumenti» — «Мне не нужны памятники», — часто говорил Энцо Феррари. Возможно, он и впрямь так считал, но это относилось только к памятникам из камня или бронзы. Развенчивать легенды и мифы, которыми было окружено его имя еще при