Отправляя в начале октября на Кубу генерала А.И. Грибкова с группой ответственных работников Министерства обороны, маршал Р.Я. Малиновский так напутствовал его:

— Ваша главная задача — контроль за готовностью ракетных войск к боевому применению. Вы хорошо понимаете, что ракеты мы завозим на Кубу лишь с целью сдержать возможную агрессию со стороны Соединенных Штатов и их союзников. Атомную войну мы развязывать не собираемся. Это не в наших интересах. Запомните и передайте товарищу Плиеву, что те указания, которые он получал лично от Никиты Сергеевича об использовании ракет Р-12, Р-14, должны строго и точно выполняться: ракетную дивизию пускать в дело и, повторяю, только с личного разрешения верховного главнокомандующего, Никиты Сергеевича Хрущева. Тактические ракеты «Луна» применять исключительно в случае высадки десантов противника на Кубу. Плиеву разрешено лично принять решение на применение ядерных средств «Луна». Но прежде он должен очень глубоко изучить обстановку и не допустить несанкционированных пусков. Особо обратите внимание на охрану позиционных районов ракетных частей, а также на их прикрытие с воздуха. Как только все ракетные части будут приведены в полную боевую готовность, доложите мне об этом лично. И только мне, никому больше.

Встав из-за стола, министр походил по кабинету и, остановившись перед Грибковым, добавил:

— О готовности ракетных войск донесете мне условной фразой, смысл которой будем знать только я и вы: «Директору. Уборка сахарного тростника идет успешно». И впредь вся переписка между группой войск и нами должна идти в адрес Директора. Это тоже передайте Плиеву.

Генерал Грибков вылетел на Кубу 14 октября 1962 г., но вынужден был вернуться из-за поломки одного из четырех двигателей Ту-114. Между тем именно в этот день пилот американского разведывательного самолета У-2 предоставил своему командованию множество фотографий территории Кубы. В частности района Сан-Кристобаль, где оборудовались позиции для ракет Р-12. На снимках можно было определить наличие специальных машин и другой военной техники, связанной с ракетным вооружением. 16 октября Кеннеди создал особый военно-политический штаб — Исполнительный комитет Совета национальной безопасности. 17 и 18 октября американская военная разведка получила новые снимки кубинской территории, по которым можно было судить о быстром продвижении работ и обустройстве стартовых позиций советских ракет там. Так американцы обнаружили, что у них под боком устанавливаются советские баллистические ракеты, способные долететь до Вашингтона и Нью-Йорка. И президент стал склоняться к мысли о нанесении массированного воздушного удара по ним. На этом настаивало большинство его советников и военные.

Беседуя с ним в этот день, советский министр иностранных дел Громыко, прибывший на очередную сессию Генеральной ассамблеи ООН, обратил его внимание на то, что политика американской администрации в отношении Кубы чревата опасными последствиями:

— В США раздаются призывы к прямой агрессии против этой страны. Такой путь может привести к тяжелым последствиям для всего человечества.

— Нынешний режим на Кубе не подходит США, и было бы лучше, если бы там существовало другое правительство, — признал Кеннеди.

— СССР, — ответил Громыко, — великая держава, и он не будет просто зрителем, когда возникнет угроза развязывания большой войны в связи ли с вопросом о Кубе или в связи с положением в каком-либо районе мира.

— У моей администрации нет планов нападения на Кубу, и Советский Союз может исходить из того, что никакой угрозы Кубе не существует, — заверил Кеннеди.

Но не отрицал, что кубинский вопрос стал действительно серьезным:

— Неизвестно, чем все это может кончиться.

И стал пространно рассуждать о размещаемом на Кубе советском «наступательном оружии». Слово «ракеты» он не употреблял. Громыко отвечал:

— Характер оружия зависит от цели, которая преследуется политикой. Ведь у Кубы нет никаких агрессивных планов в отношении США. О каком же «наступательном оружии» может идти речь?

Беседа изобиловала резкими поворотами, изломами. Президент нервничал, хотя внешне старался этого не показывать. Его поведение отражало противоречивое и взвинченное настроение в руководящих кругах США.

22 октября Дж. Кеннеди подписал директиву о введении морского карантина вокруг Кубы. Американский военно-морской флот получил приказ с 14 часов 24 октября останавливать и подвергать досмотру все плывущие туда корабли, не пропуская те из них, на борту которых будет находиться оружие наступательного характера. Карантин осуществляли 180 американских военных кораблей. Во Флориде были развернуты 6 дивизий. Дополнительные войска перебрасывались на военную базу Гуантанамо. В состояние повышенной боевой готовности приводились американские войска во всем мире. В соответствии с полученными секретными приказами изменили свои курсы атомные подводные лодки с ракетами «Полярис» на борту.

В 19 часов того же дня по вашингтонскому времени (в Москве уже близилось утро 23 октября) Кеннеди обратился по радио и телевидению к нации, предупредив ее об опасности, которую представляют советские ракеты на Кубе. Объявив о предстоящем карантине этого островного государства, он сказал:

— Это лишь первый шаг. Пентагон получил приказ к проведению дальнейших мер.

Заявил он и о том, что будет рассматривать любой пуск ракеты с ядерной боеголовкой оттуда как удар Советского Союза, требующий немедленного возмездия со стороны Соединенных Штатов.

Эта 20-минутная речь повергла Америку и все западные страны в состояние нервного ожидания. И советских руководителей тоже. Они не предвидели столь внезапной и резкой реакции США, и у них не было запасного сценария на такой случай. Им важно было знать, являются ли все действия американцев блефом или же они действительно готовятся нанести удар по Кубе и по советским ракетным установкам там. Первое ознакомление собравшихся той ночью в Кремле членов и кандидатов в члены Президиума ЦК, а также секретарей ЦК и начальников силовых ведомств с содержанием выступления американского президента вызвало скорее облегчение, чем тревогу. Угроза морского карантина была воспринята как что-то неопределенное. Во всяком случае, речь как будто не шла о прямой угрозе удара по Кубе.

— Ну что ж, видимо, можно считать, что мы спасли Кубу! — воскликнул даже Хрущев.

Как выяснилось вскоре, вывод этот был сделан преждевременно. Определенную напряженность уже внесло известие, что министр обороны США Р. Макнамара заявил, что американские вооруженные силы не остановятся перед потоплением судов, которые на подходе к Кубе откажутся подвергаться досмотру.

На том же заседании Президиума ЦК КПСС Хрущев сформулировал основные положения ответа на выступление Кеннеди. Оно должно было принять форму заявления советского правительства. МИДу в лице заместителя министра В.В. Кузнецова (Громыко все еще находился на сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке) поручили представить на следующий день окончательный вариант. В конце заседания Хрущев рекомендовал его участникам не разъезжаться по домам, а переночевать здесь, в Кремле: