– Лучше бы ты не трогала этот флакончик, – посетовал я.

– О, дорогой, я так об этом жалею. Но я думала о Джоне, он выглядел таким больным. И мне вдруг втемяшилось в голову, что Глен что-то напутал с лекарством, и я собиралась ему это показать. – Неожиданно Френсис расплакалась, а она была не из таких, которые чуть что – в слезы. – Бедный Джон! Как мы его все любили! Ему бы еще жить и жить… а он умер так ужасно. Кто мог совершить такое злодейство…

Она перестала плакать и пристально посмотрела на меня.

– Дуглас, почему Сирилу Уотерхаусу пришло в голову, что со смертью его брата что-то не так? Почему он сразу начал настаивать на вскрытии и анализах?

Я привлек жену к себе.

– Вряд ли Сирил что-то знал заранее. Просто по натуре он очень подозрительный. Не сомневаюсь, результаты анализов его тоже удивили.

Френсис покачала головой:

– Он вел себя так, как будто действительно все знал заранее. Но откуда?..

Почему я не передал флакончик с лекарством полиции на следующее утро?

Можно было бы ответить: не знаю, – но это неправда. Я знаю. И вы знаете. Потому что наверняка не ожидали, что я стану губить Глена.

Теперь пришла пора подумать о письме Анджелы. Моя жена о нем ничего не знала. Я решил ее в это не посвящать, не видя причин, зачем ей вникать в такие дела. Но теперь, в свете открывшихся обстоятельств, оно начало приобретать зловещий смысл. И я решил посоветоваться со своими друзьями, которые, несомненно, были мудрее меня. С Гленом и Роной. По этой причине сразу после завтрака я дал указания своим работникам в саду и отправился к Брумам, надеясь успеть, пока Глен не начал прием.

Он еще не закончил завтрак. За кофе я рассказал им обоим о письме.

Они восприняли это каждый по-своему.

– Молодец, Анджела, так держать, – заметил Глен.

– К черту шутки, – оборвала его Рона, – это все довольно скверно. Но Анджела мужа не травила, я в этом уверена.

– Понимаешь, какое дело, – сказал я, – со здоровьем у нее, наверное, все в порядке, Глен недавно нас на этот счет просветил, но она совершенно бесхарактерная, мягкотелая. А этот тип Сирил, которого, кстати, я терпеть не могу, если мы не вмешаемся, может стереть ее в порошок. Я думаю, что он уже окончательно приклеил к ней ярлык отравительницы. Мы должны как-то встать между ним и Анджелой, иначе он сведет ее с ума. И лучше тебя, Рона, с этим никто не справится. Тебе следует пойти туда немедленно, нельзя терять время, увидеться с Анджелой и сказать, чтобы она объявила тебя своей патронажной сестрой. И скажи ей, почему это надо. Разумеется, она ухватится за тебя обеими руками. И тогда ты сможешь окоротить Сирила. Я бы мог попросить Френсис, но…

Рона кивнула.

– Нет-нет, конечно, этим займусь я. Замечательно! Я отправляюсь туда прямо сейчас.

Глен допил кофе.

– Вот у тебя и дело нашлось.

– У тебя тоже, – сказал я. – Найди какой-нибудь медицинский предлог, чтобы не приставали к Анджеле.

– Хм, я попытаюсь, конечно, – ответил Глен без особого энтузиазма. – Хотя с почтенным Сирилом мне тягаться трудно.

– Послушай, а что там… – я замялся, – что там с мышьяком.

– Как «что»? – Глен пожал плечами. – В его организме обнаружен мышьяк в достаточном количестве, чтобы это могло привести к смерти.

– Но как, черт возьми, он к нему туда попал? Я имею в виду в организм.

Глен снова пожал плечами и поднялся из-за стола.

– А как обычно травят жертву? Замаскировывают яд чем-то другим.

– Жертву? Ты думаешь, Джона убили?

– Конечно, – спокойно ответил Глен. – И чертовски умно все устроили. Признаюсь, меня им удалось одурачить в лучшем виде.

– Но это не может быть убийство, – настаивал я. – Ни в коем случае.

– Убийство или преступная халатность – какая разница? – донесся от двери голос Роны. – Ты готов, Дуглас? Тогда пошли.

– Миссис Уотерхаус вас принять не может, – объявила горничная. – Она занята. С полицейскими.

– Какими еще полицейскими? – проговорила Рона, входя.

Я последовал за ней.

– О, мисс! – защебетала взволнованная горничная, догоняя Рону на лестнице. – Вам туда нельзя.

Рона удивленно посмотрела на нее.

– Это почему же? Ведь миссис Уотерхаус у себя?

– Да, мисс. Она в постели.

– И полицейские там же? Я имею в виду – в ее спальне?

– Да, мисс, двое. Остальные обыскивают дом.

– И что они ищут? – спросил я.

– Мышьяк, сэр.

– Но пока не нашли?

– Пока нет. Но если она не весь использовала, то найдут, что осталось. Полиции доверять можно.

Я подошел к девушке.

– Так это вы та самая предательница, которая передала частное письмо своей хозяйки постороннему человеку?

Горничная, высокая красивая девушка, отступила на пару шагов и с вызовом посмотрела на меня.

– Я все сделала правильно. Нечего распутничать. А потом травить своего мужа.

У меня буквально отнялся язык. Признаюсь, с подобной наглостью я сталкивался впервые.

Инцидент быстро исчерпала Рона.

– Послушайте… мисс Притчард, как видите, я знаю вашу фамилию, вы только что в присутствии двух свидетелей обвинили миссис Уотерхаус в отравлении мужа мышьяком. Я немедленно сообщу это ей, и, если она подаст на вас иск в суд за клевету, – а это, к вашему сведению, уголовно наказуемое деяние, – вы получите шесть месяцев тюрьмы. А когда выйдете, мисс Притчард, то, наверное, будете думать, прежде чем кого-то обвинять. Ладно, хватит. Провожать нас наверх не нужно.

Горничная осталась стоять, потупив голову.

Мы начали подниматься по лестнице.

– Полицейские прибыли быстро, – сказал я с тревогой.

– У них тут есть где развернуться, – заметила Рона. – Это глупое письмо, конечно, указывает на мотив.

– Ты хочешь сказать, что Анджелу могут обвинить?

– Могут, если я их не остановлю, – сурово проговорила Рона. И, бросив через плечо: – Подожди меня здесь! – без стука вошла в спальню Анджелы.

Дверь осталась полуоткрытой, и я мог слышать разговор.

– Доброе утро, Анджела, – произнесла Рона. – Я зашла вас проведать. – Говорила она, как всегда, спокойно и уверенно, видимо, не замечая присутствия двух полицейских.

– О, Рона! – воскликнула Анджела со всхлипом. – Спасибо небесам, что вы пришли. Тут происходит что-то ужасное. Вы должны мне помочь. Понимаете…