Окрестные фермеры охотно прибирали к рукам бесплатных отборных Животных с Фермы, а поэтому многие Животные, посланные на ярмарки и выставки, оставались у Джонсона или на другой человеческой ферме. ТВ Джонсона славило счастливую жизнь за высоким забором Фермы, счастливую жизнь для всех Животных и Людей. Итак, забор, который построили Основатели, чтобы защитить Животных от Людей, стал их погибелью. Животные не знали Мира Людей, кроме как по фильмам, коротким туристским поездкам и подаркам издалека, они перестали верить рассказам о наших методах обращения с Животными и поверили, что они смогут жить, как актёры Голливуда или нефтяные шейхи.

Своими худшими врагами они считали правящих Свиней, а Людей — благодетелями. А поскольку и Людям, и Животным свойственно верить, что они живут в юдоли слез, а рай находится в другом месте, привилегированные Животные Фермы верили, что они живут в Аду, а Рай находится рядом, за забором, и в этом Раю — всё наоборот, как в зеркале.

Своеобразным подтверждением зеркальности мира была религия. С нашей, людской стороны забора обездоленные животные в лабораториях и загонах верили в избавление, грядущее с Фермы. А на Ферме привилегированные скоты приняли веру в посылки из-за границы. Они были не глупее людей. Эгот культ возник в отдалённых районах Новой Гвинеи и Борнео в годы Второй мировой войны, среди туземцев, находивших сброшенные с парашю гом грузы с едой и питьём. Грузы предназначались английским и американским солдатам, но неискушённые местные жители верили, что это дар богов, и молились парашютам и банкам с тушонкой. Так и Лисы и Свиньи Фермы, не знавшие о планах м-ра Джонсона, молились на посылки, попадавшие из-за забора. Стинки был верховным Жрецом этого странного культа: его приверженцы собирались украдкой, надевали джинсы, курили «Мальборо» и молились большому ящику с яркими этикетками.

Вечером я наткнулся на Стинки и Джонсона в лобби отеля.

«Мы пытались уговорить председателя Роттена продать нам луга, что граничат с нашими, — говорил Джонсон борову, — но старик не соглашается. Поэтому нам придётся урезать поставки жевательной резинки, дорогой О инки».

«Как это возмутительно! — воскликнул Стинки, — жадный старик! Он не верит, что Ферма Животных — для Животных! Всё только для него и для его жирных дружков! Зачем нам нужны эти луга? У нас лугов предостаточно. Во г жевательной резинки нам не хватает. На будущей неделе я приеду к вам на ранчо и мы обсудим наши планы».

Стинки и Джонсон ушли, а я остался в обществе друзей Линды: самки спорили, как лучше всего найти себе жениха с Фермы Джонсона, а самцы уговаривали меня продать им свои часы или брюки.

Я не понимал, что на моих глазах творится история Фермы: так началась революция, изменившая не только Ферму, но и все отношения Животных и Людей. Через несколько дней, когда я включил телевизор в своём номере, я увидел, вместо обычной программы о Лошадях — передовиках производства, фильм о поездке Стинки на Ранчо Джонсона. Великий Жрец удостоился воистину королевского приёма: красные ковровые дорожки, несчётные журналисты и охрана, торжественные речи. Ни один представитель Фермы не был так принят за Забором. В одночасье Стинки стал самым знаменитым Боровом в мире, и даже Животные, знавшие его много лет, увидели его в новом свете. Боров, которого так ценят Люди, наверное, и впрямь замечательное существо.

После возвращения с Ранчо, Стинки был избран председателем вместо старого Роттена. Он был единственным животным допенсионного возраста в правящей Номенклатуре. Членом Внутреннего Правления он стал, несмотря на крайнюю юность, в честь особых услуг, оказанных старому Роттену в Спецбанях.

«Отныне мы будем жить так же замечательно, как у Джонсона», — сказал Стинки в своей первой речи после прихода к власти. Он отказался от традиционного титула Председателя и стал называться просто «Боссом». На стенах появился новый лозунг: «Ферма Животных — на благо Животных, во имя единства Людей и Животных». Луга были проданы Джонсону, и моя знакомая свинка Линда и её друзья купались в импортных сластях.

До этого времени жизнь на Ферме была довольно скучной, но лёгкой. Каждому животному была гарантирована кормёжка — не первого сорта, но сносная, простая и сытная. Надобности тяжело трудиться у них не было. Миновали дни Отцов-Основателей, когда животные надрывались, чтобы принести светлое будущее. Пайки раздавались в соответствии с положением. Талоны на корм — местный эквивалент денег — не играли большой роли. Всё равно Конь не мог получить паек Свиньи, сколько бы у него не было талонов.

Но с победой Стинки этому было суждено измениться.

Лис Макс, хороший друг влиятельных Свиней и самого Стинки, получил от Джонсонов в подарок видеомагнитофон, блестящий, японский, замечательный видеомагнитофон, позволяющий скоротать время за фильмами Джонсона. Друзья Макса смогли смотреть порно и экшн вместо скучных реалистических изображений своей скучной жизни. Вскоре Боров, выдававший талоны на сено, выменял видео на несчётное количество талонов. Свиньи смеялись над Максом — они могли напечатать сколько угодно талонов. Но Макс знал, что делал. На свои бесполезные талоны он взял огромное количество сена с помощью Стинки, и отвёз его к Джонсону. Там он получил взамен сена двадцать новеньких видеомагнитофонов. Сейчас даже Лошади смогли скинуться и собрать все свои резервы совершенно ненужных талонов на приобретение желанного видео. Макс увёз с собой полугодовой запас сена на ранчо Джонсона и вернулся с подарками для Свиней и Лис.

Его успех произвёл огромное впечатление на Животных. Сейчас всем стало ясно, как надо жить: не пахать и не ткать, но продавать видео и экспортировать сено. Стинки, поклонник человеческого образа жизни, лично приветствовал инициативу Макса. Тихая жизнь на Ферме пришла к концу. Лисы и Свиньи бросились экспортировать сено и привозить человеческие продукты — японские телевизоры, французские духи и тряпки. Сено стало редким продуктом, и Лошади и Коровы проводили все свои дни в очередях за сеном со своими несчастными талонами в зубах. Они перестали работать, потому что очереди отнимали всё время, да и презрение к работающим животным стало новой модой.

Когда сена стало мало, Лисы заметили, что можно прекрасно зарабатывать продажей сена за большее число талонов. Все были довольны: большая часть сена уходила «за бугор», принося предметы роскоши Лисам и Свиньям, а остатки приносили ещё больше власти и талонов Свиньям и Лисам. Лошади и Коровы довольны не были, но их язык всё равно никто не понимал, и они не могли так красноречиво выразить свою печаль, как представители правящих классов.

Стинки и его друзьям противостояла слабая оппозиция старомодных Свиней. Они считали, что Животных нужно кормить, даже за счёт видео и духов для Лис (им было наплевать на Лис, этим старорежимным Свиньям). Их поддерживал эзотерический Союз Коней — небольшая группа интеллигентных Лошадей, которые пытались напомнить своим собратьям, что за пределами Фермы есть не только выставки, но и бойни. Но они не могли остановить Стинки: он становился сильнее и сильнее. Ведь за ним стояла финансовая мощь Джеймисона Джонсона III и энтузиазм Лис и Свиней.

Вскоре Стинки представился случай отделаться от Псов. Хоть эти Звери зажирели от бездействия, их острые зубы могли в решающий момент изменить течение конфликта. На отдалённом участке Фермы взбесился Бык и успел ранить несколько Коров и Лошадей, пока с ним не совладали Псы. ТВ Джонсона сообщило об этом инциденте: «Кровожадные Псы набросились на Быков, Коров и Телят и затравили и растерзали десятки Животных». Тело мёртвого Быка не сходило с экранов, лучшие Лисы-поэты взывали к возмездию за убиенных телят. Голова Быка была доставлена на главную усадьбу Фермы и стала объектом массового поклонения.