боль. А теперь не знаю, что с ней делать, как успокоить. И ведь вокруг есть люди, которым гораздо хуже, чем мне: Боря, конечно. Или Маргарита (подруга Володи). Она теперь всегда ходит в черном. Мне это кажется немного претенциозным, но я ее очень жалею. Ей целых четырнадцать лет, она с нами не общается, но бывает иногда в санатории. Ее мама поет в ресторане и дружит с Жоржем, о котором я тебе уже говорил. Я бы хотел заговорить с Маргаритой, но вовсе не потому, что она такая яркая и чудесная девочка, а потому, что она переживает очень сильно и все время плачет.

Сначала я думал: разве возможно, чтобы у них была такая любовь? А потом я вспомнил, что Джульетте было только тринадцать лет. Наверное, в этом возрасте столь глубокие чувства очень даже возможны.

Я нахожу большое утешение в том, чтобы помогать другим, но можно ли кому-то по-настоящему помочь в такой ситуации, я не знаю. Если ты знаешь как, то расскажи мне.

Что касается всего остального, то дела идут с переменным успехом. Многие вещи получаются у меня хорошо, однако некоторые и очень важные – не очень. Это заставляет меня немного волноваться.

Однако Эдуард Андреевич меня очень хвалит. Но он, в принципе, склонен скорее хвалить людей, чем ругать.

За что себя критиковать, однако, я знаю и сам. Хотелось бы теперь употребить эту самокритику на дальнейшее развитие. Впрочем, тебе это вряд ли будет интересно без контекста. Самочувствие мое в норме. Учеба идет.

Думаю, что я все-таки добьюсь своего, я упорный и очень стараюсь. Сложности с занятиями состоят в том, что нельзя тренировать то, что ты не можешь пока в себе ощутить. Однако я пытаюсь слушать свое тело и хотя бы почувствовать происходящие в нем изменения.

Вот, наверное, и все, что я хотел тебе рассказать.

Хотя нет! Мы ведь скоро едем на экскурсию в горы. Это для нас сделал новый куратор – Дени Исмаилович. Ты его не видела, он экспат, совсем еще недавно прилетел из Космоса, немногое тут знает, о многом переживает, но человек он очень хороший. С нами нелегко, особенно сейчас, и я стараюсь по мере сил ему помогать и всех организовывать.

И без того некоторые из нас страдают недостатком дисциплины, а теперь – так вообще, но это объяснимо физическим и душевным состоянием, в котором мы пребываем. Дени Исмаилович тоже это понимает. Поэтому, наверное, он и решил порадовать нас поездкой.

Однако Дени Исмаилович боится, что что-то пойдет не так. С нами едут наши друзья из санатория, и Дени Исмаилович настоял, чтобы их сопровождали родители, а также, чтобы каждый из родителей написал расписку, что ответственность за своего ребенка он несет сам.

Вот насколько он нервничает. И я его понимаю, это очень правильно.

Просто я думаю иногда, что все это: нервничать, переживать – мало помогает. Нас сейчас сложно контролировать, я сам себя не всегда понимаю. Боюсь, что мы как-то Дени Исмаиловича подведем.

Но в то же время очень мне хочется в горы! Это замечательное приключение, ведь гор я никогда прежде не видел. Говорят, это красиво до невозможности. Мы не будем сами туда подниматься, а поедем на автобусе. В горах взрослые сделают шашлык, а еще мы проведем ночь в палатках. Настоящий поход, представляешь? Не то что занятия по ориентированию, тут настоящая ночевка! Очень это хорошо.

Жаль, что с нами нет Максима Сергеевича. Я, конечно, его осуждаю, но в то же время и переживаю за него, и скучаю по нему.

Может, ты о нем что-то знаешь? В Космосе ли он уже? Может быть, выясняли товарищ Шиманов или тетя Лена? Ты спроси, если зайдет разговор.

Боря совсем на Максима Сергеевича не злится. Он говорит, что виноват только сам. Но у Бори мир всегда вокруг него вращается – он везде только сам, во всем хорошем и во всем плохом.

Вот теперь уж точно нужно мне письмо заканчивать. Прости, если оно получилось грустное. Я изо всех сил старался, чтобы вышло не так, но, кажется, все-таки читать его будет грустно.

Не расстраивайся за меня, я в полном в порядке и очень скучаю.

Помни про Галечку, товарища Шиманова и тетю Лену, про Максима Сергеевича и про фотокарточки для меня.

Пиши побольше, я хочу знать, чем ты там живешь.

Твой любящий, очень любящий сын,

Арлен!

Запись 161: Список вещей для гор

1. Мешок спальный.

2. Кружка эмалированная.

3. Свитер теплый.

4. Пластырь для мозолей.

5. Нож.

6. Спички в непромокаемом пакете.

7. Мыло хозяйственное.

8. Щетка зубная.

9. Паста зубная.

10. Полотенце для лица.

11. Фонарик.

12. Препараты противосудорожные.

13. Компас.

14. Дополнительная бутылка воды.

15. Йод.

16. Бинт.

17. Свисток.

18. Ручка шариковая.

19. Тетрадь красная.

Запись 162: 5 утра!

Проснулись рано, собираемся, внизу ждет автобус, белый, старенький, наверное, он пахнет бензином.

Дорога, говорят, будет длинная и жаркая, еще и по серпантину. Валя боится, что ее стошнит, потому что Валю вообще часто укачивает.

Диана взяла с собой газировку, но лучше не пить сладкое, а то точно стошнит.

Теперь уже пора выходить, но день, мне кажется, выйдет замечательный.

Запись 163: В автобусе

Конечно, очень трясет и дорога такая узкая-узкая. Кажется, что автобус непременно свалится вниз и лететь будет долго-долго, кажется, что город внизу маленький, совсем игрушечный.

Я еще не летал на самолете, но, наверное, из иллюминатора мир, пока его не затянет облаками, выглядит именно так.

А из иллюминатора космического корабля я увижу такой крошечной и незначительной всю мою Аврору.

Очень красиво, а дорога такая извилистая, на поворотах просто дух перехватывает.

Знаю, что автобус не перевернется просто так, но все равно страшно.

Если долго писать, начинает тошнить и голова кружится.

Однако, пока все в одном месте и делать нечего, кроме как песни петь, пущу тетрадь по рукам, пусть все распишутся – на память.

Запись 164: Андрюша

Как думаешь, если автобус все-таки перевернется, мы сможем выжить? Я уже умею отращивать себе руки и ноги, но не уверен, что сумею отрастить себе голову, если мне ее оторвет. Это так сложно.

Наверное, мы все равно умрем, если автобус перевернется.

Счастливой поездки!

Запись 165: Боря

Ути боже мой! Ладно, бедная детка, раз просишь написать что-нибудь, то я напишу.

Где твоя ебаная анкета для друзей, девчушка?