опустив ладонь на ручку, и бросаю на потерянного Томаса последний взгляд. – Вы отняли у меня любимого. Но я не позволю отнять у меня последнее, что от него осталось.

– А если это не от него осталось?..

– Для тебя это не станет проблемой.

– Да пошла ты, сука!!!

И я хлопнула дверью позади себя.

Не могу двигаться. Забыла, как это делается. Всё ещё стою посреди комнаты Томаса и смотрю, как он носится по ней, хватаясь за голову.

Дышать не могу. Моргать не могу.

Это невозможно… Это не может быть правдой.

Почему? За что?

Холодная рука берёт мою и крепко сжимает пальчиками. Большие серые глаза с длиннющими ресницами смотрят в мои, и я вижу в них своё мертвенно-бледное отражение. Эта девочка… Моя маленькая копия. С длинными чёрными волосами, в которые вплетены крохотные полевые цветы, в голубом платьице и туфельках цвета морской волны.

В тот день рождения я была счастлива…

– Пойдём, – тянет меня к двери – к той самой, которая привела меня сюда. – Времени мало. Пойдём. Там никого не будет, обещаю. Они ушли.

И вновь чёрная пустота закручивается вокруг тела. Слепит, вселяет ещё больший ужас, вытаскивает из души самые горькие, мучительные чувства.

Ребёнок?..

Это ведь был ребёнок.

– Это ты? – два слова падают с губ и разбиваются о тишину, которая длится слишком долго. Теперь я не хочу её слушать. Выбираю рой голосов в голове!

– Иди, – детский голосок звучит в спину и перед глазами вырастает другая дверь: широкая и стальная, с десятком мощных засовов. – Открой их. Ты должна увидеть.

– Кто ты?

– Я – то, что у тебя отняли, – отвечает девочка.

Блэйз. Вот что он сделал. Вот что они с Рэйвеном сделали!

Они убили не только меня… но и ту, что уже жила во мне.

– Почему? – шепчу, глотая солёные слёзы. – Почему?..

– Открой дверь, – спокойно отвечает девочка. – Хочу показать тебе.

Непослушные, деревянные пальцы открывают засовы, один за другим, с лязгом, который эхом проносится по пространству и молотом стучит в голове.

Открываю последний и замираю.

– Ты готова, – хрупкая ладошка вновь оказывается в моей, и дверь распахивается.

Голоса доносятся с широкого каменистого берега озера, окаймлённого густым кипарисовым лесом. Свинцовые тучи тяжело нависают над природным ландшафтом, роняя на землю первые дождевые капли, ветер колышет макушки деревьев, прогоняя с грязного неба последних птиц.

Девочка ведёт меня дальше по дорожке ожившего ночного кошмара. В этот раз я не бестелесное существо в собственной памяти. Я здесь. Чувствую, как камни врезаются в подошвы ботинок, вдыхаю наполненный озоном воздух, готовлюсь вновь пережить свою смерть.

Но всё не так. Я не одна на берегу неспокойного озера. Далеко на возвышенности плотным рядом припарковано несколько трейлеров и мини-автобусов. У кромки леса суетятся десятки людей, устанавливается видеоаппаратура, освещение, работают гримёры, шелестят бумажками сценаристы, на раскладных стульчиках ведут оживлённые беседы члены съёмочной группы и стучат зубами от холода. Кто-то разносит кофе.

– Съёмка? – выдыхаю тихо.

Это… съёмка?

– Лори, а ты пополнена, дорогая, – смеётся девушка с розовыми волосами, которую уже видела прежде, и пытается припудрить мне носик. Я отмахиваюсь от неё и получше кутаюсь в плед со звёздным узором. Выгляжу потрёпано и будто… так и надо. В образе, который был подобран для съёмок. Тёмные волосы разлетаются за спиной, глаза кажутся припухшими, на лице несколько грязных разводов.

– Начинаем через двадцать минут! – в рупор объявляет мужчина в кожаном жакете и равняется со мной. – Постараемся отснять всё с первого дубля, хорошо? На этот раз будешь только ты и оператор, просто не замечай его, у тебя всё отлично получится. Вон тот берег, – указывает вдаль, – будешь работать на нём. Мы останемся здесь. Всё, как ты просила. Понимаю, задача непростая, но ты уж постарайся, я и так пошёл тебе на уступки.

– Лори! Тут к тебе брат приехал! – кричит кто-то с возвышенности, и моё лицо мгновенно напрягается.

– О, Томас такой душа! – верещит девушка-гримёр. – Что это? Он заказал для нас фургончик с закусками? Какая прелесть.

– Двадцать минут, – недовольно поджимая губы, напоминает режиссёр и, сутулясь, удаляется.

Томас собственной персоной спускается к нам по вытоптанной дорожке и выглядит, как всегда омерзительно.

– Привет, – слащаво улыбается, поравнявшись со мной. – Вот это погодка.

– Чего тебе? – даже не гляжу в его сторону.

Девушка-гримёр неловко прочищает горло и спешит отчалить, а я смотрю ей вслед, куда угодно, лишь бы не на рожу Томаса и не на прилизанные гелем волосы. Замечаю тёмные круги у него под глазами, а белки кажутся воспалёнными, будто от недосыпа.

Ладошка девочки крепче сжимает мою, словно поддерживая.

– Как дела? – и даже улыбка моего сводного брата кажется натянутой, фальшивой донельзя. Запускает руку в волосы и наводит полный бардак в идеальной укладке. Кивает на мой живот.

– Чего тебе? – повторяю жестче. – Что тебе здесь надо, Томас?

– Что? – невинно вскидывает брови. – Ничего такого. Поддержать приехал. Слышал, съёмка будет непростая. Самоубийство, верно?

– Проваливай, – отрезаю и направляюсь вверх по склону.

Но Томас тащится следом, и девочка тянет меня за ним.

Этот подонок вдруг останавливается и меняет направление, двигаясь к моему гримёру.

– Как у неё дела? – спрашивает, сверкая обворожительной улыбочкой, и девушка-гримёр тут же заливается румянцем.

– Не очень, – отвечает смущённо. – Как всегда нервная.

– Таблетки пила?

– О, так приятно видеть, как ты волнуешься за свою сестру. Всем бы такого брата.

Томас кивает на сумку в руках девушки и та встряхивает ею, вытаскивает несколько прозрачных пузырьков с белыми таблетками и принимается расставлять на раскладном стуле.

– С этими лекарствами такая морока, – вздыхает, сверяясь с каким-то листом бумаги. – Зачем ей столько назначили? Всё так плохо?

– Она пьёт их? – интересуется Томас, хмуря брови. – Не забывает?

– Разумеется. Я ведь контролирую, – застенчиво улыбается.

– Хорошо. Потому что я очень за неё волнуюсь.

Девушка высыпает из каждой баночки по таблетке и бросает в пластиковый стаканчик.

– Две этих и одна… Нет. Одна вот эта. Всё верно.

– Спасибо тебе, – сверкает зубами Томас и подмигивает, благодаря чему у девушки краснеют даже уши. – Спасибо что заботишься о Лори.

– Ну… это моя работа. Менеджер доверил мне приём лекарств, так как, думаю, я единственная, кого Лори ещё хоть как-то на дух переносит.

– Может… ты и обо мне тогда позаботишься? – Томас потирает ладони и ёжится от холода. – Ну и погодка… Принесёшь мне кофе? А я… угощу тебя кофе как-нибудь вне работы. М?

И секунды не проходит, как девушка-гримёр с улыбкой Чеширского кота уже семенит вверх по склону, а Томас, проведя её взглядом, вытаскивает из кармана баночку с таблетками точно