В 1932 году в Большом театре состоялись сольные концерты нескольких юных музыкантов, как тогда говорили, «молодых дарований». Все они были из группы, собранной профессором Абрамом Ильичом Ямпольским. Все стали знаменитыми: Леонид Коган, Борис (Буся) Гольдштейн, Наум (Нема) Латинский, Юлиан Ситковецкий, Игорь Безродный. На концерт одиннадцатилетнего Наума Латинского Артур Христианович привел Камилла. Начало задержалось на несколько минут – собравшиеся долго аплодировали… нет, не музыканту, а появившимся в ложе генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Иосифу Сталину, Председателю Совнаркома СССР Вячеславу Молотову (сменившему на этом посту впавшего в немилость Алексея Рыкова), других вождей.

Домой Камилл возвращался потрясенный и обескураженный: как же так, юный скрипач, почти его ровесник, выступает на сцене Большого театра! И как играет! Так, что ему хлопал сам Сталин!

В этот вечер Камилл Фраучи заболел музыкой по–настоящему и решил стать именно скрипачом.

Обрадованный решением сына, Артузов отправился в лучший в Москве магазин музыкальных инструментов на углу Неглинной и Пушечной. Увы, детских скрипок в продаже давным–давно не было. В других магазинах тоже. Выручил случай. Как–то, разговаривая с Михаилом Николаевичем Тухачевским, Артур Христианович пожаловался ему: мол, уже и скрипки в дефиците, особенно детские. Тухачевский посочувствовал ему, а спустя некоторое время привез в Милютинский… собственноручно изготовленную маленькую скрипку, на которой Камилл и начал учиться играть.

Сегодня мало кому известно, что будущий Маршал Советского Союза не только сам превосходно играл на скрипке, но и изготавливал эти инструменты, для чего дома у него была оборудована небольшая мастерская. Пытаясь, как многие на протяжении столетий, разгадать секреты великих итальянских мастеров Страдивари, Амати, Гварнери, Тухачевский, в частности, стремился воссоздать рецептуру лаков, которыми они покрывали свои волшебные инструменты. По воспоминаниям того же Камилла Фраучи, скрипки

Тухачевского отвечали всем профессиональным требованиям исполнителей. Так или нет – проверить невозможно. Судьба скрипок Тухачевского сегодня никому не известна.

Удивительное дело – спустя десять лет умение играть на скрипке спасло Камиллу Фраучи, зеку одного из лагерей ГУЛАГа, жизнь…

Прошли годы… Внук Артузова Саша Фраучи познакомился с дочерью Наума Латинского{85} Машей и женился на ней! Теперь у них самих уже есть внук, который приходится правнуком Науму Латинскому и праправнуком Артуру Артузову!

Как уже было сказано ранее, первым заместителем Артузова по ИНО был назначен Слуцкий, которого он почти не знал. Абрам Аронович родился в Черниговской губернии, но его детство и юность прошли в Андижане. Здесь он учился в гимназии, работал на хлопкообрабатывающей фабрике, служил в армии, а в 1917 году вступил в партию. 25 сентября 1919 года Слуцкий находился в конференц–зале здания Московского комитета РКП(б) в Леонтьевском переулке, когда в окно была брошена бомба боевиками так называемых анархистов подполья. При взрыве погибли двенадцать человек, в том числе секретарь МК Владимир Загорский. Несколько десятков было ранено, среди них известные деятели партии Николай Бухарин, Александр Мясников, Юрий Стеклов, Михаил Ольминский, Емельян Ярославский. Легкое ранение в голову получил и Слуцкий.

Служба в ВЧК для Слуцкого началась в Средней Азии. В 1926 году он был переведен в центральный аппарат ОГПУ в экономическое управление. Решающим этапом в его карьере стало участие в раскрутке Шахтинского дела. Он понравился Ягоде, заслужил его расположение. Работа в ЭКУ, не сопряженная даже с малейшим риском для жизни, принесла ему два боевых ордена Красного Знамени и знак «Почетный работник ВЧК—ГПУ».

Слуцкий был сотрудником грамотным, толковым, аккуратным, но избытком инициативности не страдал. Зато прекрасно улавливал пожелания Ягоды даже раньше, чем тот успевал их высказать.

Артузов ценил своего заместителя за трудолюбие и добросовестность в исполнении порученных ему дел, однако близких отношений между ними не сложилось. Очень уж разные это были люди.

Увеличение объема зарубежной работы привело и к некоторому расширению штата центрального аппарата ИНО. В частности, у Артузова появился второй заместитель – уже известный читателю Борис Берман, завершивший свою командировку в Берлин. Кроме того, был назначен еще один помощник – Валерий Горожанин (Кудельский).

Это был человек во многих отношениях примечательный. Экстерном он сдал все положенные экзамены за полный гимназический курс, получил аттестат зрелости и едва не окончил в Одессе юридический факультет университета: его отчислили с четвертого курса за активную революционную деятельность. Тогда Горожанин был эсером. Далее последовали тюрьма, ссылка и призыв в армию. В 1919 году Горожанин вступил в компартию, а годом раньше начал работать в ЧК – вначале в Одессе, затем в других городах Украины.

Горожанин был прекрасным журналистом и публицистом (в частности, он написал интересную книгу об Анатоле Франсе), потому дружил со многими профессиональными литераторами. С Владимиром Маяковским он однажды отдыхал в Крыму – известна редкая фотография, запечатлевшая их в Ялте.

К десятилетнему юбилею ВЧК—ОГПУ Маяковский написал стихотворение «Солдаты Дзержинского» и посвятил его Валерию Михайловичу Горожанину. В свою очередь на торжественном заседании в клубе ГПУ в Харькове – тогдашней столице Украины – Горожанин от имени собравшихся в зале чекистов вручил поэту именной пистолет. Тот самый, из которого и был произведен роковой выстрел…{86}

Одной из самых загадочных личностей, имевших отношение к руководству внешней разведки, был и остается Яков Исаакович Серебрянский (Бергман). Но почему «имевших отношение», а не просто сотрудник ИНО? В том–то и дело, что Серебрянский, числясь в ИНО, в ОГПУ—НКВД был на положении совершенно особом. Возможно, он был самым засекреченным человеком во всей системе ОГПУ, а затем и ГУГБ НКВД. По «закрытости» с ним можно сравнить разве что составителей кодов и шифров в спецотделе Глеба Бокия.

Довольно высокий, худощавый, застенчивый, рано полысевший, с внешностью часовщика какого–нибудь захолустного белорусского местечка, Серебрянский менее всего походил на одного из самых энергичных, изобретательных и жестких «боевиков» ОГПУ—НКВД.

Еще юношей в Минске он стал эсером, принял участие в убийстве начальника тамошней тюрьмы, потом в сражениях с чинами охранки, организовывавшими еврейские погромы в Могилеве. По малолетству (ему шел семнадцатый год) отделался двумя годами тюрьмы и административной высылкой в Витебск. Там он был призван в армию, полгода пробыл на Западном фронте рядовым.

После революции Серебрянский служил в Красной армии, познакомился с Блюмкиным, вместе с которым участвовал в знаменитом походе в Персию. По возвращении в Россию начинает службу в ВЧК. Тогда он и стал Яшей – именно так называли его за глаза чекисты, даже когда Сере–брянский достиг солидных по сегодняшним меркам чинов – генеральских.