Джозефина уже собиралась ему ответить, как к их столику подошел официант и протянул Пенроузу записку.

— Черт! — воскликнул Арчи и тут же поднялся. — Извини, Джозефина, мне пора идти. Поговорим об этом позже.

— Я подумала: вы захотите узнать об этом немедленно. Она умерла десять минут назад. Я ничего не могла сделать. Сердце ее настолько ослабло, что приток крови к основным органам стал недостаточным и почки так и не восстановили свою функцию. Мне очень жаль.

Пенроуз понимал, что Мириам Шарп выражала сожаление о смерти Люси, а вовсе не о том, что эта смерть как-то нарушила его планы. И при обычных обстоятельствах он бы испытывал те же самые чувства, что и она, но после заявления Селии Бэннерман о ее намерении уйти в отставку стало ясно, что надо торопиться, и потому инспектор повел себя с несвойственной ему бестактностью.

— Кто об этом знает?

— Только вы, еще одна медсестра и дежурный полицейский. Но я не могу держать ее смерть в секрете — вы это имеете в виду? Есть определенные процедуры, которым нам положено следовать, и нужно уведомить самого близкого родственника, не говоря уже об элементарном соблюдении приличий.

— Я знаю, и не стал бы вас ставить в неловкое положение, если бы в этом не было такой острой нужды. — Пенроузу теперь нужно хоть как-то выиграть время: если Селия Бэннерман узнает, что Люси умерла, ей ни к чему будет больше рисковать и она преспокойно с почетом уйдет на пенсию, а у него не останется никаких доказательств ее вины. — Пожалуйста, дайте мне только час.

Мириам Шарп задумалась, и Пенроузу показалось, что он ждет ее ответа целую вечность.

— Я не буду тянуть с тем, что мне положено делать, инспектор, — наконец сказала она, — но и не буду лезть из кожи вон, чтобы всех оповестить о смерти Люси. Внизу сейчас всем не до нас, так что пользуйтесь этим положением. Но в любом случае я не допущу, чтобы комнату, где Люси обрела покой, заполонили полицейские.

Об этом Мириам Шарп могла бы Пенроузу и не говорить: даже при всем его отчаянном желании поймать в ловушку Селию Бэннерман, он не собирался использовать бренное тело Люси в качестве приманки. Инспектор поблагодарил Мириам Шарп и отправился предупредить Фоллоуфилда и Уайлс об изменении плана.

После антракта свет снова притушили, и зрители, которые до этого вежливо хлопали выступавшим, теперь встали и принялись восторженно аплодировать вышедшим на сцену звездам гала-представления. Ноэл и Герти, одетые в костюмы актеров мюзик-холла, стояли на фоне декораций, изображавших улицу и сделавших бы честь любому провинциальному театру Англии. Оба актера были в рыжих париках и морской форме с нелепо расклешенными брюками и держали в руках подзорные трубы. Как только они приступили к своему первому номеру, Арчи поднял бокал, приветствуя пожилого человека за соседним столиком, и тот, недоверчиво улыбаясь, приветствовал его в ответ.

— Кто это? — спросила Джозефина.

— Главный констебль.

— Почему он на тебя так посмотрел?

— Потому что считает: я вот-вот осрамлю его перед министерством внутренних дел.

— И такое может случиться? — изумленно спросила она.

— Надеюсь, что нет.

Они повернулись к сцене, где Гертруда Лоуренс с неимоверным удовольствием высмеивала малоприглядную жизнь гастролеров, которую в начале карьеры довелось испытать и ей самой. Музыка Коуарда и добродушные шутки, перемежавшие песни, точно передавали безнадежную атмосферу едва выживающего мюзик-холла, атмосферу, знакомую Джозефине по ее первым походам в театр. Номер был легкомысленным — помесь любви и цинизма, — но даже нелепые наряды не могли скрыть волшебства единения на сцене этой необыкновенной пары. Коуард и Лоуренс, с их блеском и очарованием, придавали людям силы еще со времен войны. Вот и сейчас они держали зрителей в плену своего обаяния. Джозефина ничуть не сомневалась, что в зале все до одного были благодарны Ноэлу и Герти за их чудный дар.

Когда оркестр заиграл припев и «муж» и «жена» на сцене ударились в малопристойные шутки, Джозефина заметила, что Мэри Сайз поднялась и вышла из зала, а за ней последовал Фоллоуфилд. Джозефина, провожая его взглядом, недоумевала, как мог он пропустить хотя бы минуту подобного представления. Проходя мимо Арчи, Билл бросил на него беглый взгляд, но Джозефина не придала этому никакого значения. После его ухода возле Снайп осталось пустое место, но, захваченная представлением — куда более увлекательным, чем «Ромео и Джульетта», — она этого даже не заметила. Поймав взгляд Джозефины, экономка сестер Мотли улыбнулась, а писательница с надеждой подумала, что она, наверное, может положиться на тактичное умолчание Снайп о том, что в комнате на Мэйден-лейн кровать Джозефины в прошедшую ночь пустовала. Ей не хотелось ничего скрывать от Арчи, но пока она и себе самой не готова была признаться в своих чувствах к Марте, не говоря о том, чтобы их с кем-либо обсуждать.

Водевильная парочка уже приготовилась к эффектному финалу, как вдруг героиня Гертруды уронила подзорную трубу, и все пошло насмарку. «Муж» бросил на нее гневный взгляд, занавес опустился и почти тут же снова поднялся, представив на обозрение зрителей обшарпанную гримерную, а в ней запыхавшихся от своих эскапад Ноэла и Гертруду, которые принялись срывать с себя парики и костюмы, и вид Гертруды Лоуренс, облаченной лишь в бюстгальтер и дамские панталоны, вызвал бурю хохота.

— Могу поспорить, ты больше не скажешь: «Какая там еще Гертруда?» — прошептала Джозефина на ухо Арчи, но он в это время думал вовсе не о Гертруде.

Арчи кому-то кивнул, и Джозефина, проследив за его взглядом, увидела стоявшую возле двери Уайлс; та сразу же подошла к столику, за которым сидели члены совета, прошептала что-то на ухо Селии Бэннерман и, подав ей записку, вышла из зала.

— Арчи, что происходит? — Джозефине вдруг стало страшно. — Сначала Мэри Сайз, теперь Селия.

И тут, точно по команде, Бэннерман поднялась с места и покинула зал.

— Ты же не думаешь…

— Не волнуйся. Оставайся здесь. Я все объясню позже.

И, не говоря больше ни слова, Пенроуз поднялся и вслед за женщинами вышел из зала.

Стоя возле дверей Мемориального зала, Фоллоуфилд наблюдал, как Мэри Сайз пересекла вестибюль колледжа и направилась к лестнице, а затем на почтительном расстоянии последовал за ней на второй этаж. На площадке мезонина она остановилась в нерешительности, и он тоже приостановился в ожидании; сочтя, что Мэри Сайз всего-навсего ищет раздевалку, сержант с облегчением вздохнул, но тут она снова торопливо зашагала вверх по лестнице. Билл, надеясь, что его шаги приглушат доносившиеся из зала радостные возгласы и аплодисменты, тоже ускорил шаг и последовал за ней на третий этаж, к лечебным комнатам. Куда еще Мэри Сайз могла сейчас направляться, кроме палаты Люси Питерс? И Фоллоуфилд не мог представить себе: для чего вдруг именно сейчас ей понадобилось уйти с представления и навещать Люси. Заместительница начальника тюрьмы? Неужели они так промахнулись?