И еще до вчерашнего дня Смелков и Баев были уверены, что в этой борьбе их не двое. Их трое. С ними Петр Ворожец.

«Каждый из нас может предать…»

– Димка умер два года назад, – пробормотал Баев. – Ты его хоронил. И вещи забрал. Значит, все эти два года ты знал, что никакой опасности нет? Ты все это еще тогда придумал?

– А я вообще парень сообразительный. Удивлен?

– Ты знал, – продолжал Баев. – И спокойно смотрел, как мы с Костей с ума сходим от страха, что все вскроется. Тебе нравилось на это смотреть, да? Ты хотел быть главным. Ты хотел быть выше нас, сильнее нас. Ну что ж, у тебя это получилось. Ты ведь не просто смотрел, как мы дергаемся, ты не останавливал меня, когда я делал то, что делал. А я много чего сделал для того, чтобы выяснить, не проболтался ли Димка профессору, с которым вместе сидел, о нашей ферме. С ветеринаром этим, с рукописями профессора… Вы с Костиком оставались в стороне, все в белом, один я в дерьме по уши.

– Про девку с телевидения не забудь, – цинично усмехнулся Ворожец. – Ее ведь тоже твой мальчик приговорил, которого ты для таких вот особых поручений за собой перетащил. Но отдаю тебе должное: твои люди хорошо следили за всем, что происходит вокруг Кости. Как только какая программа или статья – во все глаза смотрели, кто какой материал собирает и в какую сторону копает. Девку-то эту, Милюкову, в пять секунд вычислили, как только она к бабке Федюниной зашла. Помню я эту Федюнину, вечно ко всем лезла, все про всех вынюхивала, все про всех знала. Так что мальчик твой молодец, не оплошал. Выпиши ему премию от моего имени. Хотя старался он зря. Но ты прав, Игорешка, мне было приятно наблюдать за тем, как вы с Костиком пыхтите и из-под себя выпрыгиваете, чтобы сохранить Косте место мэра и не допустить ликвидации фермы. Костик стал стесняться открыто дружить со мной. Ты тоже меня предупредил, что если что – покрывать не станешь, руку помощи не протянешь. И на что ж вы рассчитывали, дорогие мои друзья детства? Что я – мать Тереза, все прощу и все пойму? А я вот не понял. И не простил. Мне было приятно видеть, как вы боитесь. Такие все важные, светские, при должностях, при регалиях, почетные с ног до головы – и боитесь, аж трясетесь от страха и нервов. Ну, я сказал достаточно, чтобы ты, наконец, плюнул на идеалы дружбы и назвал меня подонком? Или добавить?

Баев прикрыл глаза, чтобы боль не выплеснулась наружу. Что Петька может добавить? Какую еще гадость он сделал? Догадка отозвалась еще одним всплеском тупой боли где-то в груди.

– Я сам добавлю, – едва шевеля губами, проговорил Игорь Валерьевич. – Ты Лорика покрывал, чтобы в нужное время все выплыло и ударило по Косте. Ты берег этот козырь до того момента, когда наступят выборы. Чтобы уж наверняка.

Он говорил совсем не то, что хотел сказать. Не то, о чем догадался. Но произнести это вслух не было сил. Может, промолчать? Как будто это спасет! Невысказанное знание о факте не отменит сам факт.

Баев поднялся. Ему больше нечего здесь делать. Ворожец не встал, чтобы проводить гостя, только смотрел на него насмешливо и выжидающе.

– Значит, ужинать не останешься? Убийцы у нас теперь такие гордые, что с подонками за один стол не сядут? Ранг не тот?

Шагнувший было к двери полковник обернулся.

– Ты, Петька, тоже убийца. Не прибедняйся. Это ведь ты Димку?.. Конечно, ты. Ты боялся, что он все-таки что-то помнит и может кому-нибудь сказать. А когда увидел эту коробочку несчастную, сразу понял, что даже если Димка кому-то что-то и рассказал, то коробочкой всегда можно будет прикрыть задницу. Только хорошо бы, чтобы виновный был уже мертв. Что ты ему дал? Сердечный препарат? Так что я, Петька, конечно, убийца, но и ты не лучше.

Ну вот, он все-таки сказал. Но легче не стало. Навалилась тяжелая безысходность. Точно такая же, как тогда, когда он задремал в кабинете у отца Николая и видел тот странный сон. Зачем он убил птицу? Нет ответа…

– Я же тебе говорил, что я сообразительный, – ухмыльнулся Петр Сергеевич. – Но и ты не хуже. Иди, обрадуй Костика, что он может больше не бояться ликвидации фермы. Уж с ним-то ты не побрезгуешь выпить-закусить за одним столом.

Он протянул руку к телефону, лежащему на столе, одним движением выбрал нужный номер.

– Инна, проводите Игоря Валерьевича, он уходит.

* * *

Минут через пять после ухода начальника УВД Петр Сергеевич Ворожец спустился в столовую ужинать. Инну он пригласил составить ему компанию, но помощница от горячего отказалась и пила чай, сидя у противоположного края стола.

– Как кондиционер в кабинете? – спросила она. – Все в порядке? Работает? Мастер сказал, что проблем быть не должно, он все почистил, фильтр поменял, жидкость залил.

– Нормально. Кстати, я его, кажется, не выключил.

Инна немедленно встала.

– Я выключу, не беспокойтесь.

Она поднялась в кабинет, нашла на столе пульт и выключила кондиционер, который и в самом деле оказался включенным. Подняла спрятанный на полу за диваном мобильник, полученный накануне от Короткова, посмотрела на индикатор заряда батареи, на котором дрожала тоненькая красная полоска, нажала кнопку «отбой» и сунула его в карман. Хорошо, что начальник УВД приехал не слишком поздно. Ей удалось включить и оставить телефон заранее, когда хозяин предупредил, что ждет Баева. Зарядки едва-едва хватило. Если бы Баев приехал хотя бы на полчаса позже – могло и не хватить.

На протяжении всего перелета от Вербицка до Москвы Настя Каменская крепко спала, положив голову на плечо Короткова. Всю минувшую ночь ее терзали мысли о том, что делать с полученной информацией. Если не сносить здания зверофермы, то вся эта информация – не более чем пустой звук. Тридцать пять лет назад четыре парня, ушедших в запой длиною в месяц, убили четырех человек. Начали с Юлии Ульянцевой, бросившей Костю Смелкова и собравшейся в Москву «поступать в артистки», перехватив ее, по-видимому, в тот момент, когда она с чемоданчиком добиралась до вокзала. Ее семья пребывала в полной уверенности, что девушка уехала в столицу и там «загуляла». Ее никто не искал. Потом убили еще троих, имена которых неизвестны. Их, скорее всего, тоже выбирали с умом: из бомжей или проституток с трассы, то есть тех, на исчезновение кого внимания особого не обратят. Лидер компании Петя Ворожец подкинул идею «повязать всех кровью», парни пошли на поводу, ничего не соображая в алкогольном отупении. А спустя много лет начали убивать тех, кто мог поспособствовать раскрытию тайны, скрепившей их многолетнюю дружбу. Только выяснилось, что тайна не связала их, как казалось вначале, не объединила, а разделила. И что с этим делать? Не доказав тех, первых, убийств, невозможно доказать причастность к убийствам нынешним. Оставить все как есть? Никому ничего не говорить? А как же справедливость? Идеи возмездия? Наказание виновных, преступивших закон?

Она до рассвета мучилась этими мыслями и горьким чувством беспомощности. И успокоилась только с первыми лучами солнца. «Вспомни, сколько раз убийца, в виновности которого ты была уверена на сто процентов, уходил от ответственности, потому что не хватало доказательств, – сказала она себе. – Это нормально. Это происходит во всем мире. И дело не в том, что ты живешь в насквозь коррумпированной стране. Просто так устроен этот мир. Так устроена жизнь. Ты не можешь раскрыть все преступления. Ты не можешь помочь всем. Ты не можешь всех пожалеть. Ты вообще можешь очень мало. Прими это и смирись».