Потягивая изысканное вино из огромного бокала, Фрейн наблюдал за происходящим. Вот из боковой двери появился фон Шлоссер; журналисты, стоящие у длинного стола, как бы нехотя повернулись в сторону вошедшего, а потом, не прерывая беседы, потянулись все ближе, норовя занять место рядом с патроном. Вот молчаливые официанты с солдатской выправкой прибрали со стола русскую икру и понесли пиво с горячими сосисками.

«Сейчас побегут, расталкивая друг друга, чтобы вырвать колбаску пожирнее, – с отвращением подумал Фрейн, – станут жевать, перебрасывая мясо языком, стараясь не обжечь нёбо». Чтобы не блевануть, Фрейн отвел глаза и увидел русских, которые скромно стояли поодаль от толпы германских коллег. Тошнота ушла, и теплые чувства охватили Фрейна. Было приятно видеть, что кто-то не хватает сосиски, не глотает жадно пиво, капая пеной на спины товарищей, не тянет руки, чтобы, не допив первую кружку, запастись следующей… «Достоинство прежде всего», – думал Фрейн, и гаденький, гложущий уже много лет вопрос: «А будет ли новый мир лучше того, который вот-вот предстоит разрушить?» – отступал. Глядя на скромных русских ребят, которым его математики уготовили победу, Фрейн с надеждой думал: «Они молодцы, они смогут …»

Умберто давно увидел Фрейна, и сейчас, стоя у больших, во всю стену, окон, просто ждал, когда тот подойдет. Фрейн назначил Умберто встречу здесь, в самом логове врага, не из-за конспирации, хотя, конечно, мало кто из присутствовавших смог бы предположить, что именно сейчас, в эпицентре наивысшего духовного торжества Германии, решается ее судьба. Фрейну незачем было конспирироваться. Даже если бы они знали, что происходит, все равно не поверили бы. Со времен Гиммлера СС деградировал. Герхардт, не имея серьезных специалистов, запутался в оккультном наследии Рейха. Сделав ставку на экономическую мощь и пропаганду в духе Геббельса, он неизбежно утратил понимание о реальных движущих силах истории. Что же, Фрейну это было на руку. Сам он никогда не забывал о «Высшем смысле», о «Процедурах», о «Радуге», да и просто о повседневном бес цветном символизме. Памятуя о символах, Фрейн хотел, чтобы именно Умберто подал «Главный знак». Поэтому и назначил встречу здесь.

– Здравствуйте, – Умберто, наконец, собрался с духом и окликнул Фрейна.

– Ах, это вы! Добрый вечер, рад видеть. Понравилась выставка?

– О да. Прелестно. Такие параллели!

– Готический зал хорош, не правда ли?

– Невероятно хорош! Особенно рядом с древнерусской фресковой живописью. Поразительно, как куратору удалось воссоздать атмосферу средневековых соборов.

– Куратору… – Фрейн задумался. А ведь действительно, Адам Зон талантливый паренек. Как забавно все устроено. Неужели и это предрешено? Почему ребенка, которому суждено разрушить старый мир и создать новый, нарекли именем первочеловека? Очень просто, – скажет невнимательный читатель, – в честь деда, советского разведчика Адама Витицкого, направленного НКВД в Югославское королевство шпионить в пользу Сталина. Но нет! Адам получил свое имя в 1968 году, когда его отец Вильгельм, выросший в детском доме, и слыхом не слыхивал про своего родителя Витицкого. Как такое может быть? Что означают подобные совпадения с точки зрения квантовой вероятности и колмогоровской теории стохастических процессов? Некоторые южнославянские источники изображают Адама после его смерти как привратника потустороннего мира, сидящего на престоле. Здесь он величественен, почти как Бог. С другой стороны, в философии масонства Адам является первым масоном, получившим от Бога тайное знание – основу масонства, которое он передал потомкам. С тех пор масонские ложи хранят и передают это знание из поколения в поколение. Согласно древним еврейским легендам, Адам был создан в виде бездушного зародыша – голема. В таком виде он рос, словно растение, и только, когда Бог оживил его, вдохнув дух жизни, Адам стал настоящим человеком. Некоторые убеждены, что до грехопадения Адам находился на столь высоком уровне, что знал разницу между истиной и ложью. Увы, после вкушения от Древа познания, он скатился туда, где воспринимают лишь хорошее и плохое. Бог предостерег Адама под страхом смерти не есть плодов познания. В познании скрыта смерть. Но так ли это? Кое-кто считает, что Создатель обманул Адама, а правду сказал Змей: «В тот день, когда вкусите от плодов, откроются глаза ваши и будете, как боги, знающие добро и зло». Если Бог сказал правду, то от знания идет смерть, если Змей сказал правду – знание равняет человека с богами… Фрейн отер пот со лба. Он всегда знал, где надо остановиться в размышлениях. Взглянув перед собой, Фрейн вновь увидел Умберто.

– Вы уже подготовили текст?

– Размышления о путешествии во времени? – переспросил итальянец.

– Ну, разумеется, – раздраженно ответил Фрейн.

– Да-да. Закончил.

– Отлично, будьте готовы. Статья должна появиться в «Репубблике» 16 июля – в четверг…

Пуаро втянул носом воздух. «Фу, – поморщился он, ощутив острый запах свиных сосисок. – Неужели и здесь не обойдется без вонючих, жирных и прижаристых колбасных изделий…» Хотя в последние годы дела Пуаро шли неважно, он не собирался отвыкать от изысканной кухни французских ресторанов, от любимых бельгийских морских деликатесов или от простой, но приятной итальянской пищи. Сосиски с пивом совершенно не входили в его планы, к тому же жизнь, похоже, начинала налаживаться.

После того как он расстался с Гастингсом, все действительно расстроилось. Писать романы по предложенным сюжетам стало некому. Пуаро пытался найти какого-нибудь писаку, но получалось плохо. Пуаро попробовал накарябать что-нибудь самостоятельно, но издателям это тоже не понравилось. К тому же все больше проблем возникало с сюжетами. Реального материала стало меньше, а высасывать интригу из пальца Пуаро не любил.

Мало доходов приносила и основная работа. Пуаро чувствовал, что, возможно, погорячился с Гастингсом, что, может быть, стоило простить крысу. Но поступиться принципами не мог. Старые, проверенные десятилетиями понятия о хорошем и плохом были дороже денег, дороже симпатий, дороже успеха. Что такое успех в сравнении с авторитетом.

Однако три недели назад ему позвонили из Бельгии. Этого момента он так ждал эти годы, годы почти забвения.

– Мсье Пуаро, – раздался в трубке знакомый голос, – мы соскучились по вашим книгам, по вашим идеальным сюжетам! Да, да, мы хотели бы кое-что издать, сделать вам заказ на книгу. О, это будет бестселлер! Да, мсье Пуаро, очень серьезное предложение.

Пуаро положил трубку. Усы его еле заметно шевелились. В тот же день он вылетел в Брюссель.

«Уважение – вот что главное», – размышлял Пуаро, возвращаясь после заключения контракта. Предложение, полученное им, было действительно лестным. Прекрасная тема для истинно творческого ума. Сюжет, который наклевывался в голове, выглядел великолепно. Но без Гастингса не обойтись. «Как он, – подумал Пуаро, – наверное, обижен. Ну что же, на обиженных воду возят».

В тот же день он позвонил бывшему другу. Гастингс прозябал в Москве; сидел без денег и тихо спивался. Он как будто ждал звонка Пуаро и сразу согласился писать новый роман. Пуаро назначил встречу в Берлине на открытии выставки. Фон Шлоссер был доволен. Открытие удалось. Он чувствовал себя победителем. Так и только так должна действовать истинно великая, европейская Германия. Мягкая и внушающая уважение сила культуры, а не грубая, отталкивающая агрессия, изливаемая на соседей тупицами из МИДа.