В сентябре 1915 года, вскоре после смены верховного главнокомандующего, германское наступление замедлилось. Русские войска, сражавшиеся уже на родной земле, бились упорно за каждую реку, холм, болото. К ноябрю, когда почти по всему фронту установилась зима, удалось стабилизировать линию фронта, проходившую в среднем в трехстах верстах южнее той, что была в мае 1915 года. В руках немцев оказалась почти вся русская Польша и южные районы Прибалтийского края. В конце 1915 года линия фронта, по существу, совпадала с западной границей Советского Союза до начала Второй мировой войны.

Никаких других широкомасштабных наступательных операций немецкое командование на востоке в течение войны уже не предпринимало. В уверенности, что тяжелые потери, понесенные в 1915 году русской армией, подорвали ее мощь, германский Генеральный штаб направил свои основные силы на запад. В начале 1916 года большая часть орудий и миллион солдат были переброшены под Верден. К удивлению и досаде кайзеровских генералов, едва их войска передислоцировались на запад, русские снова начали наступление, продолжавшееся с мая по октябрь. К июлю с запада на восток были возвращены 18 германских дивизий, и осада Вердена прекращена. Однако потери русской армии во время кампании 1916 года снова оказались очень велики, от 100 000 до 200 000 человек.

После окончания войны Гинденбург воздал должное мужеству и самопожертвованию русских: «В летописи Великой войны страница, на которой записаны потери русских, вырвана. Цифры эти неизвестны никому. Пять, восемь миллионов? Мы тоже не имеем представления. Известно одно. Случалось, для того чтобы можно было вести огонь в случае повторной атаки неприятеля, нам приходилось убирать горы трупов вражеских солдат, образовавшиеся перед нашими траншеями». Спустя десять лет тщательный анализ произвел Н. Головин, в прошлом генерал Русской императорской армии. Изучив все данные, он пришел к выводу, что кровавые потери русских были таковы: 1 300 000 человек убито, 4 200 000 ранено, из них впоследствии 350 000 умерли от ран. 2 400 000 человек оказались в плену. Общие потери составили 7 900 000 человек, что составило более половины общего количества мобилизованных – 15 500 000 человек.

Тяжелые потери со стороны русских войск сыграли важную роль в последующих событиях. В результате ослабло влияние великого князя Николая Николаевича на ход военных действий, а император принял решение встать во главе армии. Оказавшись вдали от столицы, царь, по существу, утратил контроль над правительством. В условиях автократии такая ситуация неестественна, поэтому на смену отсутствующему должен был прийти другой самодержец. Сперва нерешительно, затем все более уверенно роль эту стала играть государыня. Рядом с ней, «днем и ночью вознося к небу молитвы», стоял ее Друг, Григорий Распутин. Совместными усилиями они приведут Российскую державу к гибели.

Все свои душевные и физические силы императрица отдавала делу защиты России. Забыв о собственных недугах, она с головой ушла в госпитальную работу. Государыня Александра Федоровна была особенно счастлива, когда заботилась о ближних. В этом смысле война открывала перед нею самые широкие возможности. «То, чем я здесь занимаюсь, некоторым покажется ненужным, – говорила она своей фрейлине баронессе Буксгевден. – Но здесь требуются заботливые руки, на счету каждый человек». Работа сестры милосердия захватила ее с головой. Огромный Екатерининский дворец в Царском Селе был превращен в военный госпиталь. К концу 1914 года в одном лишь Петроградском округе открылось восемьдесят пять лазаретов, находившихся на попечении императрицы. Такого рода деятельностью, правда не в столь широких масштабах, занимались и другие русские дамы, под покровительством которых функционировали лазареты и санитарные поезда. Однако весьма немногие, подобно императрице, сами поступали на курсы сестер милосердия и ежедневно приходили работать в лазарет.

Распорядок дня изменился и в Александровском дворце. Государыня, из-за частых недомоганий прежде лежавшая в постели до полудня, поднималась в семь часов, чтобы успеть к заутрени. В девять, надев серое платье сестры милосердия, вместе со старшими великими княжнами, Ольгой и Татьяной Николаевными, и Анной Вырубовой она отправлялась на курсы в госпиталь. Ежедневно с фронта прибывали поезда со знаком Красного Креста, набитые ранеными и умирающими. Большинство из них получило первую помощь прямо в окопах или на передовых перевязочных пунктах. Бойцы прибывали грязные, в окровавленных повязках; они метались в бреду, стонали. Под руководством опытных сестер учащиеся курсов обмывали и перевязывали раны и изувеченные конечности. А. Вырубова вспоминала: «Государыня и великие княжны присутствовали при всех операциях. Стоя за хирургом, государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, перевязывала гангренные раны, не гнушаясь ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя во время войны». И тем не менее, писала фрейлина, никогда государыня не была более счастлива, чем в тот день, когда, «выдержав экзамен, императрица и дети, наряду с другими сестрами, окончившими двухмесячный курс, получили красные кресты и аттестаты на звание сестер милосердия военного времени».

Проработав все утро в операционной, государыня наспех обедала и вторую половину дня проводила в осмотрах других лазаретов. В своих мемуарах Вырубова писала: «Вижу ее, как она утешает и ободряет их, кладет руку на голову и подчас молится с ними. Императрицу боготворили, ожидая ее прихода, стараясь дотронуться до ее серого санитарного платья; умирающие просили ее посидеть возле кровати, поддержать им руку или голову, и она, невзирая на усталость, успокаивала их целыми часами». Анна Вырубова наблюдала, как «раненые солдаты и офицеры часто просили государыню быть около них во время тяжелых перевязок и операций, говоря, что „не так страшно“, когда государыня рядом».

Для императрицы люди эти были воплощением истекающей кровью России. Она ощущала себя царицей-матушкой всех этих храбрых мужчин и юношей, которые, не щадя себя, сражались за Родину. «Какие ужасные раны!» – писала она государю 21 октября 1914 года. – «В первый раз побрила солдату ногу возле и кругом раны…» В тот же день в другом письме она сообщает: «3 большие операции – одному раненому пришлось отрезать 3 пальца, так как начиналось заражение крови… Меня преследуют ужасные запахи от этих зараженных ран. Княжна осмотрела бедного мальчика и одного офицера 2-го стрелкового п., ноги которого уже стали темного цвета; опасаются, что придется прибегнуть к ампутации.

Я вчера присутствовала при перевязке этого мальчика – ужасный вид, он прижался ко мне и держался спокойно, бедное дитя». 20 ноября она написала: «Сегодня мы присутствовали (Я, по обыкновению, помогаю подавать инструменты, Ольга продевала нитки в иголки) при нашей первой большой ампутации (рука была отнята у самого плеча)».

Императрица не щадила себя, обрабатывая даже жуткие раны в паху. «Мне пришлось перевязывать несчастных с ужасными ранами… они едва ли останутся мужчинами в будущем, так все пронизано пулями, быть может, придется все отрезать, так все почернело, но я надеюсь спасти, – страшно смотреть. Я всё промыла, почистила, помазала иодином, покрыла вазелином, подвязала, – все это вышло вполне удачно… Я сделала три подобных перевязки, – у одного была вставлена туда трубочка. Сердце кровью за них обливается, – не стану описывать других подробностей, так это грустно, но, будучи женой и матерью, я особенно сочувствую им. Молодую сестру (девушку) я выслала из комнаты…»