Выезжая в Лавру (через Москву) Плеве пообещал Витте, выступавшему ходатаем за Гужона, укротить произвол московской администрации. И действительно, при приезде Плеве в Москву забастовка была прекращена, а требования рабочих отклонены. Это было публичным унижением и Трепова, и Зубатова. По Москве тотчас разнеслись слухи о запрещении зубатовских экспериментов.

Но, выехав в Лавру, Плеве взял с собой Зубатова: молитвы перемежались интенсивными переговорами, которые продолжались и при возвращении обоих в Москву. Беседу настолько невозможно было оборвать, что даже по выезде Плеве в Харьков Зубатову пришлось сопровождать его до Серпухова.

Прибыв в Харьков, Плеве столь же интенсивно беседовал с Лопухиным. Последующие события показали, что Лопухин и Зубатов проявили себя честными партнерами и каждый ходатайствовал за другого.

Во время поездки Плеве произошли первомайские демонстрации (18 апреля старого стиля) в Вильне и Сормове (Нижний Новгород) – вторая из них описана Максимом Горьким в романе «Мать». Еще с конца девяностых годов они стали традицией в городах Польши, Литвы и Латвии, а в 1900 году Первомай впервые отмечался и в Харькове.

На этот раз виленский губернатор В.В. фон Валь, которого, как и Плеве, современники не удостоили ни единым добрым словом, выпорол демонстрантов (в основном – евреев).

5 мая Г.Д.Лекерт – молодой еврей, рабочий и участник местных революционных кружков – стрелял в фон Валя. Валь был ранен. Лекерта казнили 28 мая. Следствие не выявило связей террориста с эсеровской БО – их, по-видимому, и не было: Гершуни только собирался откликнуться на события в Вильне, но Лекерт его опередил.

Вернувшись в Петербург, Плеве немедленно осуществил следующие назначения: фон Валь стал товарищем министра внутренних дел и начальником Отдельного корпуса жандармов, а Лопухин – директором Департамента полиции. Поставив этих лидеров крайне непримиримых сил на должности своих ближайших помощников, Плеве исключил возможность их сговора за своей спиной – они были обречены с ненавистью и недоверием следить друг за другом. Мудрое, коварное и циничное решение!

На место фон Валя в Вильну был направлен его предшественник на посту товарища министра либеральный П.Д.Святополк-Мирский, который постарался установить нормальные отношения с возбужденным местным населением.

Участники явно не могли быть удовлетворены половинчатыми результатами: оставалось ждать дальнейшего развития событий. Последние не замедлили произойти: в июне вышел в свет № 7 «Революционной России» со знаменитой статьей «Террористический элемент в нашей программе» (ее написал Чернов при непосредственном участии Гершуни). Там недвусмысленно сообщалось: «Согласно решению партии, из нее выделилась специальная Боевая организация, принимающая на себя – на началах строгой конспирации и разделения труда – исключительно деятельность дезорганизационную и террористическую»[572].

Если после такого громогласного заявления еще могли оставаться какие-то сомнения в реальном существовании БО, то вскоре рассеялись и они: 29 июля в Харькове рабочий украинец Ф.К.Качура (босяк – в стиле героев Максима Горького) стрелял в губернатора Оболенского. Первая пуля слегка задела Оболенского; вторым выстрелом был ранен в ногу харьковский полицмейстер Бессонов.

Качура был схвачен. Гершуни благополучно скрылся с места покушения. Вскоре Качура начал давать показания, из которых стало ясно, что БО – не миф.

Реакция Плеве была мгновенной – и начался второй тур игры: Зубатов был вызван в Петербург, назначен для особых поручений при Департаменте полиции, и ему было поручено осуществлять предлагаемые им реформы Охранных отделений. Одновременно в Петербурге оказался и Азеф, вызванный Лопухиным из-за границы (очевидно, еще до харьковского покушения).

Хотя Зубатов начал создавать новую сеть Охранных отделений (до этого их было только три – в Петербурге, Москве и Варшаве) и расставлять их начальниками своих прежних подчиненных, его собственное служебное положение оставалось неопределенным.

Место начальника Особого отдела Департамента полиции было свободным: Ратаев получил назначение в Париж вместо уволенного П.И.Рачковского. Но Ратаев пока оставался в Петербурге, а заведование Особым отделом исполнял чиновник Ф.С.Зиберт.

Плеве явно оставлял свои руки свободными в отношении решения вопроса о дальнейшей служебной судьбе Зубатова, и столь же явно она ставилась в зависимость от успехов деятельности Азефа по ликвидации БО.

Осенью 1901 года Азефу поручалось спасти карьеру Зубатова, способствовав возрождению террора. Теперь ему предлагалось завершить решение задачи, положив террору конец.

Но сам Азеф за это время стал другим человеком: раньше он был начинающим инженером (по-нашему – молодым специалистом) и агентом охранки без выдающихся заслуг, а теперь занимал одно из первых мест в руководстве Партии социалистов-революционеров, могущество которой не вызывало сомнений.

Азеф не стремился афишировать свое положение в партии перед начальниками по Департаменту полиции: каждый должен знать только то, что ему положено – это альфа и омега всякой секретной службы, а Азеф уже ощущал себя конспиратором высокого ранга. Сам он не мог не дорожить своей партийной ролью: она соответствовала его тщеславию, давала реальную власть, удовлетворяла страсть к азарту и была крайне небезвыгодна – к нему потекли деньги не только от полиции, но и от многочисленных доброхотов популярной антиправительственной партии: «в кассу БО, начиная с апреля 1902 г. в течение года приблизительно, поступало по 4-5 тысяч рублей в месяц»[573].

Летом 1902 года Азеф сообщил коллегам по партии о своем уходе с инженерной работы – партия уже могла взять на себя содержание не только Азефа, но и других ведущих лидеров.

Перед выездом в Россию Азеф вместе с Гоцем и Гершуни подробно обсудили ближайшие задачи – включая решенное покушение на Оболенского.

Теперь же Азефу предлагалось заняться обыкновенным предательством. Это не вызывало энтузиазма, хотя войти в БО, как теперь потребовал Плеве, было для него не сложнее, чем в спальню собственной жены.

Но Плеве давил на Лопухина и Зубатова, карьера последнего продолжала висеть, и на Азефа давили и давили. В свою очередь, террористы отнюдь не были марионетками Азефа (точнее – еще не стали), и Гершуни с товарищами планировали уже следующую задачу: на этот раз убийство самого Плеве. Эта ситуация не оставляла места для половинчатых решений. Азефу пришлось выбирать.

В октябре 1902 года в Киеве состоялось совещание руководства Боевой Организации: Гершуни, Азеф, П.П.Крафт, М.М.Мельников – обсуждались детали предстоящего покушения на Плеве и прочие подробности предстоящих дел.