Резидентура ЦРУ также предложила штабу в Вашингтоне держать наготове небольшую команду военных инструкторов из сил специального назначения: с выкрашенными в черный цвет лицами они должны были взять штурмом китайское посольство, уничтожить всех внутри, изъять секретные отчеты и взорвать здание, чтобы скрыть этот факт [4].

«Это предложение было отвергнуто, — продолжал Стоквелл, — но штаб-квартира ЦРУ поставила в заслугу аккрской резидентуре всю работу по организации переворота, в котором были убиты восемь советских советников» [5]. (Советский Союз категорически отрицал, что кто-либо из его советников был убит.)

Другие разведывательные источники, присутствовавшие в Гане во время переворота, не согласились с точкой зрения Стоквелла, что переворот был полностью делом рук ЦРУ. Но они полагали, что Управление сыграло ключевую роль. Некоторые чиновники в Вашингтоне признали, что глава резидентуры ЦРУ в Аккре Говард Бэйн (Howard Т. Bane) был быстро продвинут по службе и занял руководящий пост в Управлении [6].

«В моменты успеха, — сказал один из источников «Нью-Йорк тайме» относительно Бэйна, — все в африканском подразделении знали об этом. В случае неудачи он был бы переведен, и причастность ЦРУ не была бы признана».

Бэйна, однако, запрет руководства ЦРУ на штурм китайского посольства, в то время единственного посольства Пекина в Африке, привел в ярость. «Кишка у них тонка», — поделился он с сослуживцем [7].

После переворота ЦРУ заплатило «по крайней мере 100 тысяч долларов» новому ганскому режиму за конфискованное советское оборудование, в числе которого была зажигалка, функционировавшая как камера [8].

Ганские лидеры вскоре изгнали большое число советских сотрудников, а также китайцев и восточных немцев. Фактически все принадлежащие государству отрасли промышленности перешли в частные руки. В скором порядке ранее заблокированные каналы американской помощи были открыты: дотации, продукты питания и проекты по развитию пошли из Соединенных Штатов, Западной Европы и Международного валютного фонда. Вашингтон, например, спустя три недели после переворота в ответ на настоятельную просьбу Ганы одобрил существенный объем продовольственной помощи. Хотя четырьмя месяцами ранее такой запрос от Нкрума был отклонен [9]. Спустя месяц после его изгнания международная цена на какао — жизненную основу экономики Ганы — выросла на 14 процентов [10].

Нежелание ЦРУ одобрить операцию по китайскому посольству, возможно, исходило из факта, что Совет национальной безопасности С ША однознач но запретил ЦРУ даже участвовать в перевороте. Это был, как мы видели, не первый случай, когда ЦРУ взяло внешнюю политику США в свои руки. В подобных случаях modusoperandi ЦРУ подразумевает минимум письменныхдокументов и невключение их в официальные досье ЦРУ — так, чтобы они были недоступны раскрытию в рамках закона о свободном доступе к информации и расследованиям Конгресса США. Таким образом, технически эта информация не существует и может быть уничтожена в любое время. Это относится к событиям в Гане и объясняет, почему детали о роли ЦРУ в этом перевороте не стали известны.

Взгляд на произошедшее американских правых

Согласно версии Джона Баррона (John Barron), эксперта по КГБ «Ридерс дайджест» (Readers’s Digest), Нкрума был свергнут исключительно местными повстанцами, и единственными иностранцами, фигурировавшими в деле, были 11 офицеров КГБ в штабе Нкрумы, которых без промедления расстреляли. Советский Союз ни словом не обмолвился об этом эпизоде, пишет Баррон, так как не хотел, «чтобы мир узнал, что офицеры КГБ сидели в аппарате ганского президента и фактически управляли страной». Баррон не дает никаких доказательств своего утверждения об управлении страной КГБ и при этом не объясняет, почему новое правительство не предавало гласности этот очень интересный факт.

Баррон также писал о «многочисленных секретных материалах режима Нкрумы», которые были обнаружены, затем изучены и проанализированы. Как он заявляет, материалы доказывают, что «КГБ превратило Гану в обширную базу для подрывной деятельности для захвата Африканского континента». По одному ему известным причинам Баррон не представляет читателю ни единой цитаты ни из одного из многочисленных секретных материалов в подтверждение своих утверждений [11].

«Точная боль, в точном месте, в точном количестве, для желаемого эффекта» [1].

Это слова преподавателя искусства пытки — Дэна Митрионе (Dan Mitrione), главы столичного отделения Службы общественной безопасности (СОБ, Office of Public Safety, OPS — ведомство США, основанное в 1957 году для подготовки полицейских сил союзников, ежегодно обучавшее около 700 кадров, в том числе работе со взрывчатыми веществами; распущено в 1974 году. — Прим. ред.) [2].

Официально служба являлась подразделением Агентства США по международному развитию (USAID), но директор СОБ в Вашингтоне Байрон Энгле (Byron Engle) был давним кадровым сотрудником ЦРУ. Служба поддерживала тесное сотрудничество с ЦРУ, и чиновники Управления частенько действовали за границей под прикрытием СОБ, хотя Митрионе не был одним из них.

Формально Служба общественной безопасности работала в Уругвае с 1965 года, снабжая полицию оборудованием, оружием и обеспечивая ее подготовку — для чего она и была создана. Четыре года после того, как Митрионе прибыл в страну, у уругвайцев была особая потребность в услугах СОБ. В стране продолжался затянувшийся спад экономической активности и некогда провозглашенного процветания и демократии, в результате чего Уругвай стремительно приближался к уровню своих южноамериканских соседей. Забастовки рабочих, студенческие демонстрации и вспышки уличного насилия стали нормой за прошедший год, но больше всего вызывали беспокойство уругвайских властей революционеры, которые назвали себя «Тупамарос» (Tupamaros). Это были, пожалуй, самые умные, самые находчивые и самые искусные городские партизаны, которых когда-либо видел мир. Своими громкими акциями и философией современных Робин Гудов «Тупамарос» смогли захватить воображение общественности и заполучить немало сочувствующих. Их члены и тайные сторонники занимали ключевые позиции в правительстве, банках, университетах, а также в вооруженных силах и полиции.

«В отличие от других латиноамериканских повстанческих групп, — писала «Нью-Йорк тайме» в 1970 году, — «Тупамарос» обычно избегают кровопролития, когда это возможно. Вместо этого они пытаются создать затруднения для правительства и общий беспорядок» [3]. Любимой их тактикой был захват документов частных корпораций с целью разоблачения лжи и коррупции на высоких уровнях или похищение важной персоны и предание ее народному суду. Было очень изобретательно с их стороны брать общественного преступника, успешно избежавшего до тех пор законодателей, судов, прессы, и подвергнуть его бескомпромиссному допросу, а затем предать гласности результаты интригующего диалога. Однажды, перевернув вверх дном первоклассный ночной клуб, они написали на стене, возможно, свой самый знаменитый лозунг: «Или танцуют все, или не танцует никто» (О Bailan Todos О No Baila Nadie).