«Это Ёся... Смирный и тихий Ёся хряснул по черепушке. Ах ты ж сучий сын!..»

Григорий сел на заросший травой пень, склонил голову, чтобы стекала вода.

«Вот тебе и Майя... Вытащил на свою дурную голову. В прямом и переносном смысле...»

Холодная вода освежила Григория. Тяжело поднявшись, он выбрался на тропинку и поплелся в пансионат. Шел и думал об Аиде.

«Она — как эта вот ивушка... Замерла одиноко возле тропинки, свесив длинные ветви-косы. Ветер расчесывает их, как Аида свои волосы — шелковистые, мягкие. Ива-ивушка, как тебе живется? Вернусь домой и опять привезу в подарок Аиде новые неприятности...»

Позади ивы Григорий увидел густую, темную, опушенную хвоей елочку. Тоже стройная, видная. Чем-то похожа на Майю. Два деревца — будто две женщины. Оба по-своему привлекательные и красивые. Ива заслонила елочку, словно отодвинула ее далеко-далеко. Майя для него тоже отдалилась, поблекла.

Нет, не то чтобы он почувствовал к ней презрение или отвращение. Этого не было. Было просто какое-то безразличие к ней, отчуждение. И не удар бутылкой по голове стал этому причиной. Нет! Все началось раньше. Еще тогда, на улице Листопада, когда она оскорбила самое потаенное — его голодное, обездоленное и вместе с тем счастливое детдомовское детство. И где! В доме, что строился украдкой, на чужие средства.

«Она говорила, что мстит за обиду, нанесенную ей... Ложь!.. Если решила переметнуться на чужую сторону, значит, виновата, значит, понимает сама... Да, отчужденность и безразличие возникли не сразу. Раскаленное железо остывает постепенно. А, черт! Выветрятся со временем и ласки ее и нежности. Все выветрится. А что останется?..»

Бесшумно сминалась трава под ногами, извивалась тропинка, уводя в небольшую низинку, которой Григорий раньше не заметил. Справа и слева деревья были вырублены — над головой висело голубое небо, не затененное кронами.

Низинка сверкала, переливалась, полыхала всеми оттенками желтизны. Григорий нагнулся, сорвал цветок зверобоя. Чудодейственное зелье — помощник и лекарь от многих недугов. Еще его называют заячья кровь. Откуда такое название? Уж не от слова ли «заяц»?

Добрым и щедрым был зайчишка. Однажды подарил прохожей красавице лесное яблочко. Та неосмотрительно откусила от подаренного плода и зачала свой плод. И завелись на свете двуногие с заячьими душонками. Такие, как Иосиф Самуилович, — душа заячья, а натура — волчья. В минуту опасности даже у длинноухих появляются волчьи когти...

Добравшись до бочки, где недавно варили уху, сел на бревно передохнуть.

«Аида... Она оказалась дальновиднее, чем я. Она раньше меня поняла, что Майя не соперница ей. Так себе, мимолетное увлечение. Чертовы юбки! Они делятся друг с другом самым сокровенным, поэтому и знают: случайно или насовсем... Да, ты права, Аида!..»

...Ромашко, Прут и Гарба играли в домино, ожидая Григория.

— Вот и все собра... — воскликнул Ромашко и осекся. — Что с тобой, Григорий Васильевич?

— Лесь, сбегай спроси, может, у Василия Николаевича бинты есть. — Григорий сел на кровать. — Выспался я на стожке сена... Собрался купаться... В том самом озерке, лесном... Прыгнул... А там воды воробью до хвоста... Да еще какой-то идиот бросил туда разбитую бутылку...

— Снова вниз головой... — усмехнулся Ромашко. — Снова идиот или идиотка...

— Отстань, Петрович... Без тебя на душе тошно...

— Сейчас поешь, и полегчает...

Григорий переночевал в пансионате. Утром Василий Николаевич усадил его в коляску мотоцикла и отвез на станцию Судовая Вишня.

Уже в электричке Григорий решил, что домой не поедет, побудет несколько дней у Петра Яковлевича...

По коридорам сновали санитарки, в блестящих никелированных ванночках носили в палаты шприцы. В ординаторской врачи почтительно ожидали, пока наденет белый халат и шапочку уважаемый профессор, их учитель и наставник. Аида с подругами ожидала врачей в коридоре.

— Евгения Михайловна, ничего не слышно? — седой профессор озабоченно посмотрел на новую заведующую. — Я о вашей предшественнице, — пояснил он, застегивая халат и критически осматривая короткие рукава.

Евгения Михайловна отрицательно покачала головой.

— Не нашлось для меня... Обеднели совсем или что? Послабили вожжи хозяйственникам, Евгения Михайловна, послабили... Ладно! Рукава удлиним моим званием, — профессор остановился в дверях. — Ваша предшественница держала их в черном теле, чтоб не разъедались. Талантливая, но чересчур властная. Ей не хватало существенного — умения настроиться на длительное, иногда бесплодное усилие. Я выделял ее среди своих учеников.

Аида успела приноровиться к профессору во время почти ежедневных его приходов в клинику. Ее не ввел в обман спокойный, уравновешенный тон, каким он говорил. Сожаление, досада, разочарование своей ученицей слышались в его голосе. И твердая уверенность, что эта его ученица действительно талантливый человек. А талант от признания никуда не убежит.

Аида волновалась — сегодня узнает: быть ей медсестрой или нет. И вместе с тем думала о Майе, оставленной дома: «Ишь ты! Талант от признания никуда не убежит... Если бы не она, мне бы не подняться ни до какого экзамена...»

Каждой из экзаменующихся профессор задавал один или два вопроса. Без сожаления «срезал» красивую блондинку за то, что не сумела объяснить, как правильно наложить жгут при поражении кровеносных сосудов.

— Я ведь по теории... — заикнулась было блондинка.

— Вы медсестра! — отрубил профессор. — Ваш ответ далек от теории и от практики. В эти сосуды вам придется вводить инъекции. Не хочу вас видеть!

Аида не сбилась, не растерялась, когда он спросил ее о первой помощи при пневмонии. Отвечала с несвойственной для нее неторопливостью, обдумывая каждое слово перед тем, как его произнести.

— Вот вам пример! — посветлев лицом, профессор повернулся к блондинке, вытиравшей платочком глаза. — Ответ хорошо продуманный, взвешенный. Значит, и помощь будет квалифицированной. Вы, Аида Николаевна, наверное, много читаете?

— Да... Читаю... — похвала подбодрила Аиду, и она мысленно поблагодарила Майю. Сейчас она вряд ли решилась бы бросить своей бывшей заведующей что-нибудь въедливое, острое. Когда Аида на муляже показала, как она умеет вводить в вену глюкозу, как делаются внутримышечные инъекции антибиотиков, профессор сдержанно сказал:

— Вы еще молоды... Сегодня мы аттестуем вас... Не задумывались над тем, чтобы получить более основательную подготовку? Скажем, в мединституте. Я как руководитель кафедры склонен рекомендовать вас.

— Не задумывалась. Но... — Аида умолкла, опустила глаза.

Радостная, окрыленная, выбежала она из клиники