Виктор знал это. Он знал, что никаких рычагов или механизмов, позволяющих повернуть время вспять, они не нашли. Знал, что путешествие в центр Медузы, по сути, провалилось. Знал, что все было с самого начала неправильным.

Нужно было остаться и отстреливаться до последнего патрона!

Потому что он знал, что все же что-то можно было сделать.

Виктор вздрогнул. Не поворачивая головы, спросил глухим голосом:

– Ниндзя, я мог что-то изменить?

Ответ пришел с секундной задержкой:

– Нет. Теперь я знаю, что нет.

– Ты неправ. Я что-то мог сделать. Не может быть, чтобы все было напрасно!

– Здесь нет кнопки «Стоп», – ответил голос Ниндзя. – Кот, здесь ничего нельзя было сделать. Нельзя переиграть или отменить случившееся.

Куликов молча принял слова корейца, ничего не изменилось в его фигуре. Вот только…

Вот же ответ! Как все просто!

Взгляд Виктора уперся в марево «червоточины». Сердце застучало чаще.

– Я знаю, как можно все переиграть, – голос Виктора задрожал, он оттолкнулся спиной от стены и поднялся, не спуская глаз с «черной дыры». – Я знаю место, где ничего еще не случилось!

Подхватив винтовку, он бросился к огромной черной кляксе, перепрыгивая на ходу обломки. За ним рванул Иван, пытаясь ухватить за одежду.

Куликов перемахнул погнутые перила, грохнул ботинками о бетонную площадку. Над его головой кружили каменные вселенные, а прямо перед глазами, за защитным контуром, дышала холодом «червоточина».

– Ты куда, дурак! – Иван догнал инсайдера, развернул к себе. – Ты чего удумал?

– Ты не понял? – Лицо Виктора просветлело, глаза лучились внутренним огнем. – Если эта дорога в другие миры и измерения, то должен же где-то быть мир, в котором Кира еще жива! В котором живы мои родители, друзья и нет никакой Медузы! Понимаешь?

– Ты видел, что бывает в большинстве случаев, – тряхнул головой Иван. – Ты просто погибнешь зря! Ниндзя, скажи ему!

– Кот прав, – ответил Ниндзя. – Такой вариант существует.

– Я говорил! – воскликнул Виктор, но Иван отмахнулся, вновь спросил у корейца:

– А какой шанс попасть в нужный мир? Да еще и живым?

Но Ниндзя не стал заниматься расчетами, ответил иначе:

– Я боюсь, что Кот для себя уже все решил.

В наступившей тишине Виктор улыбнулся Ивану, сказал:

– Отпусти меня, друг. Я должен это сделать. Иначе мне все равно не жить. Я не смогу.

Иван долго смотрел в глаза Куликову. Потом отпустил рукав, отошел в сторону, сел на разбитую ступень. Невесело ухмыльнулся, посмотрел на смотровую, потом на Виктора. Потер лысую голову:

– Так что, здесь все и закончится?

Виктор подошел, сел рядом. Приобнял друга за плечо:

– Почему закончится? Я так понимаю, что все только начинается. Ниндзя предстоит оседлать Медузу и спасти то, что осталось. Я постараюсь найти мир, в котором судьба не будет надо мной издеваться.

– А я? – спросил Иван. – Мне теперь что делать?

– А ты, наконец, останешься единственным Куликовым в Городе. Единственным и настоящим. Начнешь жить заново. В этом, думаю, Ниндзя тебе поможет. Перед тобой теперь все дороги открыты. Даже за пределы Периметра. Верно, Ниндзя?

– Верно, – поддержал Виктора голос.

– Вот и отлично, – Куликов крепко тряхнул криво улыбнувшегося Ивана. – Не раскисай. Все будет хорошо. Ниндзя! Снимай контур!

И, вытащив последнюю чудом сохранившуюся сигарету, с наслаждением закурил, наблюдая за действом.

Черные отростки упругими лианами вынырнули из щелей в полу. Часть из них нырнула под кожухи основания контура, другие оплели толстые опоры куба. Что-то треснуло, вылетел сноп искр. Контур стал раскрываться, как бутон, освобождая дыру в пространстве. «Червоточина» будто почуяла свободу. Заколыхалась, задергалась. Волна холода прошла по залу.

– Ты должен спешить, Кот, – раздался голос Ниндзя. – Надолго отключать контур нельзя.

Виктор встал, отбросив окурок. За ним поспешно поднялся Иван. То ли от поднявшегося ветра, то ли от избытка чувств его глаза влажно поблескивали.

– Спасибо, Ниндзя, – Виктор глубоко вздохнул, посмотрел на Ивана: – Удачи тебе, брат.

– И тебе… брат.

Мужчины обнялись. Два разных человека с одинаковым лицом.

Когда Иван поднялся по ступеням за перила, Виктор повернулся лицом к «червоточине». Неосознанно поежился.

Вот он, горизонт событий. Назад уже действительно не вырваться. Здесь кончается все случившееся. Начнется ли что-то другое?

Куликов сделал несколько шагов вперед. Холодный ветер резал лицо и руки, огромной пастью возвышалась над человеком пробоина в иные миры. Там, за порогом, уходила в безграничную даль черная, ветвящаяся воронка, от которой в разные стороны расходились «червоточины», пробившиеся сквозь янтарное пространство.

Инсайдер Кот покрепче перехватил старую винтовку и сделал шаг вперед.

Виктора Куликова разорвало на куски в гравитационном поле мертвой звезды.

Виктора Куликова раздавило на глубине кислотного океана.

Виктор Куликов задохнулся в вакууме мертвого космоса.

Виктор Куликов сгорел в огне зарождающейся планеты.

И так было снова. И снова. И снова. Раз за разом. «Червоточина» раскидала человека по всем доступным мирам и измерениям. Она играла им как хотела.

Но даже она оказалась бессильна перед Судьбой.

Кире снился сон про странный Город. Ей снилось, что она каким-то образом очутилась в нем и жила в такой же, как у нее, квартире, лишенная возможности уйти.

Сон был странным и страшным. Он снился девушке уже несколько ночей подряд. Если так будет продолжаться, то придется сходить к психологу. Возможно, виной всему весна?

Но помимо Города и квартиры, во сне был еще кто-то. Кто-то, который всегда успокаивал и дарил тепло. Кто-то большой и добрый, уютный. Мужчина. И Кира любила его.

Но вот только лица никак не могла вспомнить.

Утром девушка покормила кота, здорового полосатого лентяя. Вот же хулиган! Самовольно пробрался в квартиру вслед за ней, да так и остался жить. Ну и пусть.

На скорую руку приготовив завтрак, включила телевизор на кухне. Под голос диктора новостей запрыгала по комнате, одеваясь и жуя бутерброд.

Опаздывает! Опять опаздывает на работу! Каждый раз думает заставить себя проснуться пораньше. Но каждый раз позволяет себе нежиться в постели «еще чуть-чуть»!

Кот довольно снует возле ног, ухитряется тереться теплым боком. Довольно мурлычет, обжора.