Это противоречие является сутью тех динамических общественных отношений, которые возникают между человеческими существами в связи с появлением мистически вдохновенных личностей. Творческая личность побуждаема к тому, чтобы преобразить своих сотоварищей в сотворцов, пересоздав их по своему образу. Творческая мутация, происходящая в микрокосме мистика, требует адаптивного видоизменения в макрокосме перед тем, как она сможет или завершиться, или быть гарантированной. Однако ex hypothesi макрокосм преображенной личности является также и макрокосмом ее еще не преображенных товарищей, и это усилие преобразить макрокосм в согласии с изменением, произошедшим в ней самой, встретится с сопротивлением их инерции, которая будет стремиться сохранить макрокосм в гармонии со своими устоявшимися личностями, оставляя их такими, каковы они есть.

Эта социальная ситуация выдвигает дилемму. Если творческому гению не удастся произвести в своем окружении мутацию, которой он достиг в самом себе, то его творческая сила окажется для него гибельной. Он должен выйти из своего поля действия; и, утратив силу действия, он утратит и волю к жизни — даже если его бывшие собратья не приговорят его к смерти, как рядовые члены приговаривают к смерти ненормальных членов роя, улья, стада или стаи в статичной социальной жизни стадных животных или насекомых. С другой стороны, если нашему гению удается преодолеть инертность или открытую враждебность своих бывших собратьев и успешно преобразовать свое социальное окружение, установив новый строй, гармонирующий с его преображенной личностью, то он, таким образом, делает жизнь обыкновенных мужчин и женщин невыносимой до тех пор, пока им не удастся приспособить свои личности уже к новому социальному окружению, которое уверенно навязала им творческая воля победоносного гения.

Это и означают слова, приписываемые Евангелием Иисусу:

«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его».

Как возможно восстановить социальное равновесие, некогда нарушенное разрушительным порывом гения?

Простейшее решение состояло бы в том, чтобы все члены общества самостоятельно осуществили одинаковые порывы — одинаковые как по силе, так и по направленности. В подобном случае имел бы место рост без следа какой-либо напряженности. Однако вряд ли нужно говорить о том, что подобные стопроцентные ответы на призыв творческого гения фактически не встречаются. История, несомненно, полна таких примеров, когда идея — религиозная или научная — как мы говорим, «носится в воздухе» и оформляется в умах сразу нескольких вдохновенных личностей независимо друг от друга и почти одновременно. Но даже в наиболее выдающихся из подобных случаев множество независимо и одновременно вдохновляемых умов следует причислять к одиночным фигурам, противостоящим тысячам и миллионам не реагирующих на призыв. Истина, по-видимому, состоит в том, что присущим любому творческому акту уникальности и индивидуальности никогда не препятствует в более чем незначительной степени тенденция к единообразию, основывающаяся на том, что каждый индивид является потенциальным творцом и что все эти индивиды живут в одной атмосфере. Так что творец, когда он появляется, всегда обнаруживает, что инертная нетворческая масса превосходит его своим подавляющим большинством, даже когда ему посчастливится наслаждаться обществом немногих родственных душ. Все акты социального творчества являются созданием или индивидуальных творцов, или по большей мере творческих меньшинств. С каждой последующей ступенью развития подавляющее большинство членов общества остается позади. Если мы взглянем на великие религиозные организации, существующие в сегодняшнем мире, христианскую, исламскую и индусскую, то обнаружим, что огромная масса их номинальных приверженцев, какими бы экзальтированными ни казались убеждения, которые они неискренне исповедуют, все еще живут в той интеллектуальной атмосфере, которая, насколько это касается религии, ушла не так далеко от язычества. То же самое верно и относительно недавних достижений нашей материальной цивилизации. Западное научное знание и основанная на его использовании техника обладают опасной эзотеричностью. Новые великие силы Демократии и Индустриализма были вызваны крошечным творческим меньшинством, а огромная масса человечества все еще остается в основном на том же интеллектуальном и моральном уровне, на котором пребывало до того, как начали появляться эти новые титанические социальные силы. Фактически основная причина, по которой эта возможная «соль земли» стоит сегодня перед опасностью утратить свой вкус, заключается в том, что огромная масса западной социальной системы остается еще «не просоленной».

Сам факт, что рост цивилизаций является произведением творческих индивидов или творческих меньшинств, подразумевает то, что нетворческое большинство будет оставаться позади, пока первопроходцы не смогут придумать какое-нибудь средство для того, чтобы подтянуть этот инертный арьергард до своего собственного уровня. А это соображение требует от нас определить ту разницу между цивилизациями и примитивными обществами, которую мы пытались установить до сих пор. Ранее в настоящем «Исследовании» мы обнаружили, что примитивные общества, какими мы их знаем, находятся в статическом состоянии, тогда как цивилизации — за исключением задержанных — в динамике. Теперь точнее было бы сказать, что растущие цивилизации отличаются от статичных примитивных обществ динамическим движением, происходящим в их социальных системах за счет индивидуальных творческих личностей. Следовало бы также добавить, что эти творческие личности даже при самой максимальной своей численности всегда составляют немногочисленное меньшинство. В каждой растущей цивилизации большинство индивидуальных ее участников находится в том же застойном, неподвижном состоянии, что и члены статичного примитивного общества. Более того, подавляющее большинство участников растущей цивилизации являются, не считая поверхностного слоя, наложенного на них образованием, людьми с такими же страстями, как и у примитивного человека. Здесь мы находим элемент истины в словах о том, что человеческая природа никогда не меняется. Высшие личности, гении, мистики или сверхчеловеки — назовите их, как хотите — не более чем дрожжи в массе обычного человечества.

Сейчас мы должны еще рассмотреть, каким образом этим динамическим личностям, разбившим то, что Беджгот назвал «кристаллом обычая», внутри себя, удается фактически закрепить свою индивидуальную победу и избежать социального поражения, продолжив разбивать «кристалл обычая» и в своем социальном окружении. Чтобы решить эту проблему, «требуется двоякое усилие: усилие некоторых к тому, чтобы найти новое, и усилие всех остальных к тому, чтобы его принять и к нему приспособиться. Общество может называться цивилизованным с того момента, как в нем обнаруживаются одновременно эти инициативы и эта податливость. Второе условие, впрочем, выполнить труднее, чем первое. Чего не хватало цивилизованным людям, так это, вероятно, не выдающегося человека (неясно, почему бы природе всегда и везде не предаваться этим счастливым развлечениям), а, скорее, случая, предоставляемого такому человеку, показать свое превосходство, скорее, готовности других за ним следовать».