– Да, – я смотрю на нее. – Сегодня было много чудесных новостей.

Виола

Все это началось чуть больше года назад, когда мне позвонила мама.

– Алекс, прости, что беспокою тебя посреди экзаменов за последний курс, но тебе пришло письмо от Саши.

– Да?

– Да, он в больнице в Лондоне. Несколько дней назад папе позвонила Виола и сказала, что Саша хочет его видеть. Боюсь, новости не радуют. Очевидно, у него случился серьезный сердечный приступ, и, разумеется, печень не выдержала…

Помню, как голос матери замер и я подумал, что, возможно, через год у меня не останется в живых ни одного из биологических родителей.

– Чего он хочет?

– Он спросил папу, не можешь ли ты прийти повидать его в ближайшее время. И, по-моему, с ударением на «ближайшее». Алекс, право, решать тебе. Я знаю, ты нагулялся по больницам за последние два года.

– Скажи мне адрес больницы, и я подумаю. Ладно?

Она продиктовала адрес, и я попросил ее переслать мне письмо. Оно пришло через два дня, и хотя я знал, что там, скорее всего, будет, и поклялся себе не расстраиваться, разумеется, расстроился. Саша хотел проститься.

В общем, в последнее воскресенье перед началом экзаменов, когда все в Оксфорде засели по домам, лихорадочно повторяя пройденное/оправляясь от похмелья/обдумывая самоубийство, я доехал на поезде до Лондона, потом на метро от Паддингтона до Ватерлоо, а оттуда дошел пешком до больницы Святого Фомы.

Больницы всегда повергают в уныние, но почему-то по воскресеньям там хуже всего. Тоскливая тишина не нарушалась обычной для будних дней суматохой, и в воздухе стоял отвратительный запах вареной говядины и подгнившей капусты – жалкого подобия жаркого.

Не могу сказать, что Саша выглядел намного хуже, чем в последний раз, когда я видел его шестью годами ранее, – просто старше. Однако он был всего лишь ровесником папы: пятьдесят пять в наше время практически подростковый возраст.

Он лежал в отделении интенсивной терапии, подключенный ко всевозможным пищащим и лязгающим капельницам и мониторам. На лице была огромная кислородная маска с большим насосом в центре, что придавало ему диковинное сходство со слоном. Добрая санитарка объяснила, что он носит маску потому, что легкие заполнены водой после сердечного приступа и сердце не способно прокачать через них достаточно кислорода, чтобы удалить ее.

Он спал, когда я попал туда, так что я тихо сел рядом, глядя, возможно, в последний раз на носителя материального семени, из которого я произошел.

И в этот миг я увидел молодую женщину – или, вернее говоря, ангела во плоти, – идущую по отделению в мою сторону. Высокая и стройная, с безупречной алебастровой кожей и лицом в форме сердца, розовыми как бутон губами и невероятными голубыми глазами. Длинные тициановского цвета волосы падали ниже плеч и сразу же напомнили мне картину Россетти. На секунду я искренне подумал, что это та знаменитая модель, лицо – и тело – которой смотрело на меня с рекламных щитов везде, где только можно.

Но когда она подошла ближе, я понял, что это Виола Чандлер. Милая маленькая Виола, та самая – с кроличьими зубками, веснушками и привычкой обливать меня слезами.

– Офигеть! – пробормотал я себе под нос, когда она остановилась в изножье кровати и недоуменно посмотрела на меня.

– Алекс?

– Да, – выдавил я, уже девять лет тренировавший губы произносить настоящие слова при встрече с прекрасной женщиной. – Это я.

– О господи!

И тут это утонченное существо подошло ко мне и бросилось на шею.

– Как я рада тебя видеть! – сказала она, уткнувшись головой мне в плечо (признаться, прекрасные женщины обычно приветствуют меня иначе). – Что ты тут делаешь? В смысле, – поправилась она, – это очень любезно с твоей стороны и все такое, но?…

Я увидел растерянность в ее глазах и понял, что, вполне возможно, ни Джулз, ни этот человек-слон на кровати так и не сказали ей о моей генетической связи с ее отцом. А если нет, то момент был явно неподходящий. Особенно потому, что, когда она отстранилась, моя рубашка была мокрой от ее слез. И, всмотревшись в прелестное личико вблизи, я увидел темные круги под глазами и горе, бьющее, как лучи лазера, из зрачков.

Возможно, подумал я, упомяну об этом позже, как бы невзначай. За кофе или вроде того.

Мы шепотом поговорили о том, насколько серьезна ситуация… но она сказала, что еще не потеряла надежду.

– Чудеса случаются, правда, Алекс?

Она смотрела на меня в отчаянии, совсем как раньше – взглядом, полным иррациональной веры, что я каким-то образом смогу все исправить, знаю все ответы, – и я кивнул.

– Где есть жизнь, там всегда есть надежда, Виола.

Она сказала мне, что последние двое суток Саша то приходил в себя, то снова терял сознание. Что она позвонила матери (которая отказалась приезжать) и Рупсу, который сказал, что, возможно, приедет.

– Но я сомневаюсь, – вздохнула она. – Он так и не простил папочку за то, что тот сделал в тот вечер на Кипре. Поставил маму в такое неловкое положение на празднике, а потом оставил нас фактически без средств. – Мы оставили Сашину больничную койку и спустились по лестнице, чтобы выпить кофе в кафетерии. – Но, конечно, что бы ни случилось в прошлом, сыну следовало бы прийти повидать отца… на смертном одре.

– Да. – Я сглотнул при этих словах, осознав, что она определенно не знает.

– Я так благодарна тебе за то, что ты пришел повидать его, Алекс. Твой папа тоже приходил на прошлой неделе, но в остальном… – она пожала плечами. – Больше никто. Не ахти какой жизненный итог, да?

Потом она рассказала мне, как провела здесь, в больнице, последние две недели, ночуя в комнате для родственников, потому что не желала оставлять Сашу одного.

– Это означает, что я не буду сдавать на следующей неделе экзамены за первый курс в универе, но мне сказали, что, учитывая обстоятельства, они будут готовы поставить мне расчетную оценку, основываясь на результатах успеваемости за год.

– Где ты учишься?

– В Университетском колледже Лондона недалеко отсюда. Английская литература и французский. К счастью, там многое основано на сочинениях, так что я вряд ли завалю год. Знаешь, Алекс, ведь все началось с того, что ты дал мне «Джейн Эйр», – тихо сказала она. И впервые на губах ее мелькнул призрак улыбки. – Я все время собиралась написать тебе и поблагодарить, но… – она вздохнула. – Жизнь продолжается, правда?

Я согласно кивнул.

– Даже наши семьи отдалились друг от друга за эти годы. Наверное, из-за того, что папа ушел, а всех нас всегда связывала дружба между ним и твоим папой. И, может быть, мама просто хотела начать все заново после развода.

И это тоже, но я мог бы привести и другие причины.