– Не обижают вас здесь? – осторожно спросил Одинцов.

– Нет, что ты! Они хорошие. Она же нас и подобрала в лесу. Мы ведь два дня в лесу жили.

– Как – в лесу?

Снова начались рассказы.

…Испуганные, несчастные, с двумя малышами на руках, девочки бродили по лесу, потеряв дорогу. Галька кричала, плакала, просила есть…

– А что же вы ели?

– Сначала ничего… Мы как побежали, побежали сразу… А потом, когда сильно ударило, – за нами бомба… упала… Ничего не помнили… Оглушило нас… А потом вдруг тихо-тихо стало. Я слышу, Галька плачет рядом, – рассказывала Валя Степанова. – И Нюра с Павликом стоят надо мной, а Лида кричит: «Пойдёмте, пойдёмте назад! Там что-то случилось!» Мы и пошли… А потом, когда увидели, что всех насмерть… опять назад побежали… далеко-далеко в лес… в болото какое-то зашли…

– Ну ладно. Не люблю я всё вспоминать!.. Выбрались, одним словом, на шоссе через два дня, – хмуро сказала Нюра.

– Ну да, выбрались, конечно… Мы ведь ещё вас с Митей потом ждали… Думали, вы проехали уже, – сказала Лида.

– Кашу в лесу варили, – задумчиво припомнила Валя. – Нюра бесстрашная – она ещё после одна к нашему грузовику бегала. Манной крупы принесла, сгущённого молока, спичек, хлеба. Одна ходила, без нас… рано-рано встала и пошла… ничего не сказала…

– А чего мне говорить-то? У нас дети на руках, есть просят, и холодно им… Я ещё там, – Нюра вдруг понизила голос и зябко повела плечами, – одеяло взяла…

Одинцов с уважением посмотрел на неё:

– Молодец ты!

Девочки рассказали ещё, что на дороге подобрала их Ульяна Ивановна, жена директора МТС. Маленькую Гальку взяла другая женщина, а они все живут вместе.

– Никому она нас не отдала, хотя у неё и своих четверо. Одна девочка – старшая – с нами дружит, а другие ещё маленькие. У нас эсэсовцы в селе. Они по хатам не стоят – боятся, верно. В клубе живут, в сельпо, из сельрады общежитие сделали. Вот тётя Ульяна и взяла нас к себе…

– Значит, она и есть Мирониха? Жена директора МТС? – живо спросил Васёк.

– Ну да! А что?

– Ничего. Нас к ней по делу послали.

– По делу? Митя?

– Митя?

Мальчики переглянулись:

– Эх, да ведь вы ничего не знаете, что с нами было!

Васёк стал рассказывать, как фашисты забрали Митю, как все ребята искали его, как он нашёлся. Как Митя даже обнимал его, Васька, один раз, случайно, в одном месте, а потом опять ушёл в лес.

Девочки слушали, боясь проронить хоть одно слово.

– И у нас все комсомольцы в лес ушли. А двоих эсэсовцы убили! И женщину одну убили!

– Убили? Ладно! Их тоже сегодня ночью били! Ещё как! – не выдержал Васёк. – Мы сами видели!

Он придвинулся ближе к девочкам и стал рассказывать про то, что они видели ночью на дороге.

– Так это правда? – радостно спрашивали девочки. – У нас в селе все-все друг дружке шёпотом говорили, только мы не верили…

– А зарево какое было! Мы сами видели! И эсэсовцы куда-то на мотоциклах ехали, бегали, кричали, машины гудели… Мы боялись, что они схватили кого-нибудь, – сказала Зорина.

– Ну да, «схватили»! Сами попались! Там один на коне был… – начал с увлечением Одинцов.

Васёк строго прервал его:

– Не наше дело, кто был! А только храбрецы они! Рраз, рраз! – и всех фашистов уложили!

Лида Зорина блеснула чёрными глазами:

– Фашисты! Мы их так ненавидим!

Синицына сморщилась:

– Они с людьми, как с подданными какими-то, обращаются!

Валя сидела молча. Губы у неё были крепко сжаты, глаза холодные, как голубые льдинки. Она взяла в обе руки свои тяжёлые светлые косы, скрестила их на груди и о чём-то думала; на тоненькой шее у неё билась синяя жилка.

– Валечка! – прошептала Лида, осторожно обнимая подругу.

– Ненавижу я их! Ненавижу! – крепко сжимая зубы, проговорила Валя.

– Их выгонят! – твёрдо сказал Васёк.

Девочки встрепенулись.

– Когда? – нетерпеливо спросила Нюра.

Валя строго посмотрела Ваську в глаза:

– Когда?

– Когда же? Когда? – прошептала Лида.

– Выгонят, и всё! Не сразу, конечно. Потерпеть надо.

Девочки вздохнули. Валя отвернулась и стала смотреть в тёмное окно.

– А помните, как хорошо мы жили! Бегали в школу, – неожиданно улыбнулась она. – Леонид Тимофеевич всегда шутил с нами. Грозный на крыльце стоял… А в классе из окна видно было берёзку…

– И липы там цвели и клён был, – вставила Нюра.

– Всё было! И сирень была! – заторопилась Лида Зорина.

Валя покачала головой:

– Нет. У окна одна берёзка… Белая-белая, тоненькая-тоненькая… Она всегда на нас глядела. А весной положит ветки на подоконник и стоит, как живая…

– А ещё, Валя, помнишь, как в учительской глобус со шкафа упал? – засмеялась Синицына.

– Помню.

– А Белкин его за мячик принял и давай катать! – весело добавил Коля Одинцов. – Это ещё в первом классе было!

– А помните…

Одно воспоминание сменяло другое. Говорили обо всех и обо всём, кроме родителей. О родителях не говорили, боясь расплакаться. Но воспоминания сами по себе были так полны школой и домом, так неразрывно были связаны между собой, что при одном из самых весёлых воспоминаний – о том, как перед отъездом, на вокзале, Мазин посадил свою маму на чью-то корзинку с продуктами, – девочки заплакали. Мальчики, борясь с собой, недовольно сопели. Маленький Павлик, дремавший на скамейке, протёр кулаками глаза.

– Я хочу спать! – пожаловался он.

Нюра вскочила.

– Ой, я и забыла, как не стыдно! – упрекнула она сама себя, бросаясь к Павлику. – Одинцов, встань, я ему тут постелю. Подержи-ка его пока – видишь, он совсем спит.

Она сунула Коле Павлика.

– Ну, куда ещё… – начал было протестовать Одинцов, но, вспомнив что-то, любезно предложил: – Давай, давай! Клади на меня одеяло! И подушку клади! Ничего – я подержу, мне не тяжело!

Навьюченный как верблюд, он стоял посреди хаты, смущённо улыбаясь.

Когда Павлика уложили, Васёк вдруг вспомнил:

– Да! А почему вы нас не искали, не пришли к нам, не дали о себе знать! Ведь Митя с горя заболел совсем, да и мы тоже.

– Как – не искали? Мы всю станцию исходили, спрашивали… Нам сказали, что вы все уехали. Сели в поезд и уехали.

– Да ведь это не мы! Это Сергей Николаевич с нашими ребятами. Ведь они ещё при вас тогда на легковую садились. Ещё там Белкин был, Надя Глушкова, все девочки!