Пока друзья беседовали, солдаты рассыпались по двору, круша и осматривая всё вокруг. Двое из них подошли к двери и несколькими ударами прикладов винтовок вышибли её из проёма вместе с косяком.

— А теперь и наша очередь, — вздохнул Бурматов, взводя курок револьвера. — Идём, Кузьма Прохорович, убедимся воочию, что в этой берлоге всё тихо и спокойно!

Войдя в дом, они будто оказались в мрачном сыром склепе. Запах затхлости и плесени едва не вывернул их желудки наизнанку. Сердце бешено заколотилось внутри у Кузьмы и, как оказалось, у Бурматова тоже…

— О Боже, в этом клоповнике точно никого нет, — сказал Митрофан, доставая из кармана носовой платок и закрывая рот. — Здесь никто выжить не сможет, даже…

Не договорив, он выбежал на крыльцо, а Кузьма подошёл к стоявшей в углу кровати и успевшими привыкнуть к полумраку глазами увидел чьё-то неподвижное тело. Он метнулся к столу, зажёг керосиновую лампу и с ней в руках снова вернулся к кровати.

Поднеся лампу ближе, он покачнулся и едва удержался на ногах от потрясения. На кровати лежала Алсу, взгляд её широко раскрытых глаз был устремлён в потолок. Мертва она или жива, понять было сложно.

Кузьма разорвал на девушке рубашку и приложил ладонь к её груди. Уловив слабое сердцебиение, он выскочил на крыльцо и увидел курившего Митрофана.

— Бурматов, срочно водка нужна! — крикнул он.

— Чего? — округлил тот глаза. — Какая водка? О чём ты? Надышался всякого дерьма и…

— Водку найди, твою мать! — закричал Кузьма в отчаянии. — В доме Алсу, и она умирает! Ей нужна немедленная помощь!

Кое-как сообразив, что Малов далёк от шуток, Бурматов изменился в лице.

— Эй, бойцы! — не своим голосом крикнул он солдатам. — У кого водка при себе имеется, живо ко мне!

Кто-то оказался запасливым. Не прошло и минуты, как Малову передали уже начатую бутылку, и он вбежал с ней в дом.

— Краюхин, пролётку лови! — приказал Бурматов одному бойцу и сурово глянул на другого. — А ты… Ты лекаря любого найди и веди его сюда, да пошевеливайся! — приказал он. — Всем остальным продолжить облаву… Делать всё так, как и делали!

Налив немного водки в руку, Кузьма принялся растирать безжизненное тело Алсу столь энергично, что через несколько минут пот катил с него градом. Он раскрыл ей рот и влил немного водки. Сначала всё текло по подбородку, потом девушка сделала глоток, и губы её задрожали.

— О Господи, да она вся в крови! — ужаснулся Бурматов, подойдя к кровати с лампой.

— Её в больницу надо, немедленно, — сказал Кузьма, наклоняясь над Алсу и осторожно беря её лёгкое, как пушинка, тело на руки. — Её…

В дом вбежал солдат.

— Господин штабс-капитан, — обратился он к Бурматову. — Пролётка у ворот, и доктор сейчас подойдёт! Я…

— Всё, иди делом займись, — приказал ему Митрофан. — Я сейчас помогу господину Малову и… подойду к вам и проверю ваше усердие, оболтусы хреновы…

— Ну как он? — спросил командир, глядя на фельдшера.

— Рана не тяжёлая, кость не задета, но много крови потерял, — сказал тот задумчиво. — Если нагноения не случится, то через неделю всё будет в порядке.

— Ты уж постарайся, Суконкин, — вздохнул командир. — Поставь его на ноги во что бы то ни стало!

— А кто он таков есть?

— Товарищ мой давний.

— А в отряд к нам надолго?

— Теперь, наверное, насовсем.

Командир вышел из землянки, прозванной «лазаретом», и вернулся к себе. Там его уже поджидали несколько партизан, которым он доверял.

— Чего звал, Владимир Александрович? — поинтересовался один из них, теребя шапку.

— Дело есть, товарищи, — ответил командир, присаживаясь за столик. — Иван Ильич весть принёс благую. Эшелон с оружием завтра утром на железнодорожную станцию пожалует.

— Это точно или седьмая вода на киселе? — оживились партизаны.

— Иван Ильич сказал, что по телеграфу пришло сообщение, — ответил командир. — А у нас там надёжный товарищ служит.

— Значит, готовиться надо? — зашумели партизаны.

— Уже готовыми быть надо, — нахмурился командир. — Как только стемнеет, выступаем.

Ночью отряд выдвинулся в сторону железнодорожной станции. Ближе к утру партизаны приблизились к железнодорожной насыпи, и командир разделил отряд на две половины. Как было запланировано заранее, первая половина, вооружённая кое-каким оружием, направилась на станцию, а вторая — к домику путевого обходчика.

— Как ты думаешь, обходчик не подведёт? — спросил возглавивший вторую половину отряда партизан Кожухов, обращаясь к Стёпке Пирогову.

— Не знаю, — вздохнул юноша. — Всю дорогу только и думаю об этом.

— Вот незадача будет, — вздохнул и Кожухов. — Если обходчик нас выдал, то пропали наши головушки.

Со стороны послышался треск сучьев. Партизаны распластались на земле и замерли.

— Такое ощущение, что в нашу сторону не меньше десятка человек движется, — прошептал Стёпка тревожно.

— Давай поглядим, кто там, — тихо отозвался Кожухов. — Если солдаты, первыми стрельбу начнём, чтобы наши безоружные разбежаться успели…

И они, набравшись смелости, двинулись в сторону приближающегося звука. Кожухов сжимал в руке револьвер и был готов выстрелить в любую минуту. При бледном свете луны партизаны увидели обходчика, который шагал к ним навстречу, не разбирая дороги.

— Здравствуй, дядя, это мы, — сказал Стёпка, когда он приблизился. — Ты узнаёшь меня?

— Узнаю, не беспокойся, — буркнул в ответ обходчик.

— А ты так шагал к нам навстречу, будто табун лошадей перед собой гнал, — усмехнулся Кожухов.

— Я так специально шёл, чтобы вы слышали, — объяснил обходчик. — Мы же не уточнили с вашим сорванцом место, где встретиться должны.

— Ладно, хорошо, — заторопился Кожухов. — Время не ждёт. Давайте обговорим предстоящие наши действия, чтоб без накладок всё обошлось.

Обходчик помедлил с ответом, а потом заговорил:

— Нет, без накладок не обойдётся. Семёновцы в моём домике уже неделю гостюют. Они развилку путей охраняют в горловине и со мной по перегону с дозором ходят.

— Знаем об этом, — Кожухов кивнул на Стёпку. — Он уже мне об этом сообщил.

— Так вот, — продолжил обходчик, — первоначально они побаивались и вели себя осторожно. А сейчас расслабились и чувствуют себя в моём доме, как у себя в казарме. Передушить их ничего не стоит.

— Веди, — вздохнул Кожухов. — Мы готовы и это «сотворить».

— Но-о-о… Среди них есть один, который службой Семёнову недовольный. Он охотник бывший, промысловик и в военной форме чувствует себя неуютно.