— Какая гадость! Посмотрите, сколько тараканов!

На мозаичном полу виднелась тонкая шевелящаяся полоска черного цвета. Вылезая из-под комода, десятки насекомых двигались гуськом к узкой щели между стеной и полом. В движениях тварей была нервозная поспешность. Застигнутые врасплох, тараканы лихорадочно забегали.

Марторани подошли ближе.

— В этом сарае только тараканов не хватало! — вспылила Виктория.

— В нашем доме никогда не было тараканов! — возразила ей мать.

— А это что, по-твоему? Бабочки?

— Наверное, они вползли из сада.

Насекомые продолжали шествие, не ведая об уготованной им участи.

— Джандоменико, — сказал отец, — сбегай в гараж: там должен лежать опрыскиватель.

— Мне кажется, это не тараканы, — ответил юноша. — Тараканы передвигаются вразброд.

— Верно… У этих на спинах странные цветные полоски… И хоботки какие-то… У тараканов таких не бывает…

Виктория. Ну сделайте что-нибудь! Не разводить же их в доме!

Тетушка Матильда. А если они поднимутся наверх и заберутся в кроватку Чиччино?.. Ротики малышей всегда пахнут молоком, а тараканы любят его до безумия… Если только я не путаю с мышами…

Эрминия. Ради Бога, даже и не говори… В ротик нашей крошки, нашего спящего ангелочка!.. Клаудио, Джорджо, Джандоменико, чего вы ждете? Кончайте с ними!

Клаудио. Вспомнил. Знаете, это кто? Ринкоты.

Виктория. Кто?

Клаудио. Ринкоты, от греческого «риникос» — носатые насекомые.

Эрминия. Носатые или полосатые — в доме они мне не нужны.

Тетушка Матильда. Будьте осторожны: это к несчастью.

Эрминия. Что «это»?

Тетушка Матильда. Убивать всяких тварей после полуночи.

Эрминия. Знаете что, тетя, вечно вы каркаете…

Клаудио. Давай, Джандоменико, неси опрыскиватель.

Джандоменико. А по мне, пусть себе живут…

Эрминия. Он все делает наперекор!

Джандоменико. Разбирайтесь сами, а я пошел спать.

Виктория. Все вы, мужчины, трусы. Вот смотрите, как это делается.

Она сняла туфлю, нагнулась и нанесла косой удар по бегущей веренице. Раздался звук лопающегося пузыря, и от трех насекомых остались только темные, неподвижные пятна.

Ее пример стал решающим. Марторани начали охоту: Клаудио орудовал башмаком, Эрминия — веером, Джорджо — кочергой. Один Джандоменико поднялся в свою комнату. Тетушка Матильда сокрушенно покачивала головой.

Больше всех была возбуждена Виктория:

— Поглядите-ка на этих поганцев: как забегали… Я вам покажу переселение!.. Джорджо, отодвинь комод, там у них, наверное, главное сборище… Вот тебе! Получай! Что, припечатали? А ну, пошел! Не кашляй, дружок! Глянь, и эта шмакодявка туда же… Лапки поднял — хочет драться…

Один из самых маленьких носатиков, совсем еще малыш, вместо того чтобы спасаться бегством, как делали остальные, смело двигался к молодой синьоре, невзирая на смертоносные удары, которые та сыпала направо и налево. Оказавшись прямо под ней, смельчак принял угрожающую позу и выставил вперед лапки. Его носик в форме клюва издал пронзительный и возмущенный писк.

— Ах, стервец! Он еще и скулит… Ты не прочь меня укусить, маленький ублюдок? Вот тебе! Нравится? Ты еще трепыхаешься? Уже и кишки вылезли, а все ковыляет. На тебе! — И она размазала его по полу.

В этот момент тетушка Матильда спросила:

— Кто это там наверху?

— Наверху?

— Кто-то говорит. Слышите?

— Кто там еще может говорить? Наверху только Джандоменико и малыш.

— Нет, это чьи-то голоса, — настаивала тетушка Матильда.

Все замерли, вслушиваясь. Недобитые насекомые заспешили, кто как мог, в ближайшие укрытия.

Сверху действительно доносилась чья-то речь. Один из голосов был глухой сильный баритон. Явно не Джандоменико. И уж конечно, не ребенок.

— Мадонна, воры! — задрожала синьора Эрминия.

Джорджо спросил у тестя:

— Револьвер у тебя с собой?

— Там, там… в первом ящике…

Вслед за баритоном послышался второй голос. Высокий и резкий, он отвечал первому.

Не дыша, Марторани смотрели наверх, куда не доходил свет из прихожей.

— Что-то шевелится, — пробормотала синьора Эрминия.

— Кто там? — попытался было крикнуть Клаудио, собравшись с духом. Вместо крика у него вырвался петушиный хрип.

— Иди зажги на лестнице свет, — сказала ему жена.

— Сама иди.

Одна, две, нет, три черные тени начали спускаться по лестнице. Различить их очертания было невозможно. Тени напоминали дрожащие мешки продолговатой формы. Они переговаривались. Постепенно слова зазвучали отчетливо.

— Скажи-ка, дорогая, — весело говорил баритон с ярко выраженным болонским акцентом, — по-твоему, это обезьянки?

— Малэнкий, мэрзкий, гаткий, проклятый обэзян, — согласился второй голос. Интонации и акцент выдавали иностранное происхождение говорившего.

— С такими-то носищами? — пренебрежительно заметил первый голос. — Разве бывают обезьяны с такими носами?

— Пошэвэливайсь, — потребовал женский голос. — Нэ то этот тфари попрячэтся.

— Не попрячутся, сокровище мое. Во всех комнатах мои братья. А сад уже давно под присмотром!

Ток, ток — словно стук костылей по лестничным ступенькам.

И вот из темноты высунулось что-то вроде твердого, блестящего хобота, метра полтора длиной, с тонкими колеблющимися усиками. За хоботом последовало гадкое, плотное туловище величиной с сундук; оно покачивалось на трубчатых лапах. Рядом спускалось другое чудовище, меньших размеров. Сзади, сверкая панцирями, надвигались остальные.

Это были те самые насекомые, тараканы-ринкоты (или какой-то другой, неизвестный вид), которых только что давили Марторани. Они увеличились до устрашающих размеров, неся в себе демоническую силу.

В ужасе Марторани начали отступать. Из соседних комнат и сада доносился тот же зловещий перестук костылей.

Джорджо поднял дрожащую руку и прицелился.

— Ст… ст… — прошипел тесть. Он хотел сказать «стреляй», но у него свело язык.

Раздался выстрел.

— Скажи, дорогая, — проговорило первое чудовище с болонским акцентом. — Разве они не смешны?

Резко скакнув, его иностранная подруга бросилась в сторону Виктории.

— И этот кадина, — взвизгнула она, передразнивая Викторию, — кочет спрятаться под столом? Китрюга! Это ты забафлялся здэсь с туфлей! Тэбе достафляло удофоствие фидэть нас раздафленными? А бэззакония прифодят тебя ф бэшенстфо, просто ф бэшенстфо?.. Фон оттуда, фон, грязный тфарь! Сэйчас я тэбе устрою!