— Такие! — вспылил мой сосед. — У них даже коридор весь черный, наверху зеркала, внизу надписи какие-то и идолы-уроды повсюду намалеванные висят! И все комнаты в таком духе сделаны! Писец полный, короче.

Я захихикала и пошла дальше. Вот это репутация, что местное хулиганье боится!

А дальше случилась очень забавная вещь, которая, к моему еще большему восторгу, заставила поверить этих дураков в то, что наша семья действительно странная и черномагическая. Не знаю, почему все произошло именно в это время, но факт остается фактом — я не успела дойти до четвертого этажа, как услышала далеко внизу папин голос. Он как раз возвращался из своей мастерской, где уже две недели готовил картины для первого в городе клуба готов и неформалов и им сочувствующих. Клуб назывался «Черная звезда» и должен был стать пристанищем для всех представителей этой субкультуры. Папу как человека, имеющего удивительную способность рисовать всяческие гадости, дирекция клуба пригласила главным художником-оформителем. По контракту он должен был написать особенные картины, а также разрисовать стены и оформить сцену. Томас с радостью согласился на это, потому что очень любил представителей неформальной культуры. Сейчас он шел в обнимку с очередной мерзкой картиной, на которой был изображен черноволосый некто, похожий на отпрыска вампира и гоблинши. Этот монстр пожирал человеческий мозг, используя на манер тарелки чей-то трепанированный череп. Мозг мой отец прорисовал с анатомической точностью, и выглядела картина просто ужасной. А рисунок, кстати, был первым в серии «Плоть не вечна, или Давайте жить душою», и эта серия предполагала еще кучу подобной гадости, которая была у папы в проектах, — готы-заказчики хотели весь бар увесить подобными мерзкими холстами. Но сам Томас правда считал, что его творения прекрасны, а организаторы клуба «Черная звезда» вообще были в восторге. Они, кстати, должны были вот-вот подъехать. А сам Томас шел в квартиру за оставленным там очередным наброском.

Он, беспечно помахивая картиной, поднимался наверх и болтал по телефону с одним из заказчиков.

— Лох какой-то идет вроде, — прислушался парень, не верящий в существование магии.

— Вот мы на пивко и попросим, — бурно смолил сигаретой прыщавый, — не откажет нам лох.

Лох, или Томас, не подозревая о будущей просьбе, поднялся на пролет, не переставая разговаривать. Его беседа была очень содержательной:

— Олежка, я иду за печенью, — имея в виду набросок, говорил родственник, — дома ее оставил. Сейчас заберу и тебе отвезу — посмотришь и скажешь, червячков нам к ней добавить или крысу приделать… Зачем? Для антуража. Просто печень — это не весело. Да и крови там мало… Нет, мозг у меня готов, я его твоим сейчас и отдам. Я целую ночь над ним старался, теперь помню, где какая извилина, блин, расположена. А вот сердце нам придется повесить не в баре, а в холле. Нет, обычное сердце, вырезанное… Чем-чем… Ножом! Человеческое, естественно. Зачем его съедать, оно просто висеть будет. А у меня тут еще идейка — кровавый фонтан… Да-да….

Сосед и его друзья молча взирали как на спину Томаса, так и на его очередной шедевр, забыв попросить немного денег на любимый напиток. А он продолжал обсуждать одну из раскрашенных им стен, на которой были изображены два вампира, поднимающих из могилы труп неизвестно для каких целей. Возможно, они хотели сделать труп себе подобным, а может быть, страдали от одной нехорошей филии.

— Нет-нет, Олежка… Да зачем тебе два трупа? Там и одного хватит. Да он лишний будет — точно тебе говорю. Я и так едва согласился. А так люди меня вообще маньяком будут считать… Что? На стене заклинание написать? Хорошо.

— Это еще что за хрен? — уставились друзья на соседа, когда он поднялся выше.

— Пацаны, так это тот Радов и есть! Сектант! — громким шепотом сообщил им парень, который был почти горд тем, что смог так легко доказать свою правоту. — Видали, какую он картину с собой тащил? У них весь дом таким дерьмом заставлен!

Ну, это он, конечно, преувеличивал, у нас дома почти что нормальная обстановка, хотя коридор и гостиная ужасны, да…

— Ты меня слышишь, Катя? — тронула меня за плечо Настя. — Тебе не интересно, что о вас в этот раз говорят?

— Ну, что? — отвлеклась я от смешных воспоминаний.

— Короче, моей бабки подружка, ты ее знаешь — Надежда Ефремовна, совсем из ума выжила. Говорит, что твоя сестра девочек из школы в какую-то секту склоняет, — засмеялась Настя, — она из своего окошка видела их на балконе недавно в белых одеждах и теперь всем рассказывает, что они все какую-то тарабарщину нерусскую напевали и руками махали, как будто кому-то поклонялись. Вот же ржака, да?

— Да, — хмуро сказала я. Наверняка любопытная бабка видела Нелли и ее подружек-анимешниц, которые решили испортить наши покрывала и пододеяльники. А «тарабарщина» — это скорее всего японские словечки, которыми между собой девчонки любят щегольнуть. Они даже иногда «для прикола» какой-то гимн поют… анимешный. Да, с такими родственниками, как у меня, всегда можно легко и просто опозориться!

— А староста подъезда наш тут учудил… Ой, смотри, какой молодой человек симпатичный, просто офигенный, — вдруг зашептала Настя, кося куда-то мне за спину. Одновременно она каким-то точным снайперским жестом откинула мусорный мешок за забор, где росли кусты, пышные и зеленые летом и только начинающие цвести весной.

— Ты чего делаешь? — напустилась я на соседку. — Ты зачем мешок выбросила за забор? Думаешь, дворник обрадуется? Тебе что, пять минут до мусорки не судьба дойти?

— Да тихо ты, — замахала руками Настя, поправляя прическу и ослепительно улыбаясь, — вдруг это мой принц идет ко мне, а я тут что, должна мусорным пакетом перед ним трясти?

— Какой еще принц? — обернулась я и увидела Его Высочество Кея. Он вышел из своей темно-синей машины, прислонился к ее боку и с невозмутимым видом смотрел на меня. Руки засунул в карманы темных, по обыкновению, джинсов, проклепанных и увешанных тонкими цепями, вид независимый, голова чуть откинута назад, волосы падают так, что сквозь пряди видны многочисленные серо-серебряные серьги. Ну просто не человек, а модель!

Я тут же отвернулась и глянула на часы — он за двадцать минут приехал до гипотетической встречи! Вот же непунктуальный козел! Что это за человек такой? И эта Настя — если бы она не стала тут рассказывать про слухи, я бы успела завернуть за угол и остаться незамеченной!

— Какой красавчик! — взволнованно прошептала соседка, а ее глаза хищно заблестели. — Блондин!

— Да он наверняка крашеный! — попыталась возразить я, с неподдельным отвращением рассматривая Кея.

— Да какая разница! И глаза, я смотрю, у него светлые. Кать, какая лапочка! Я влюбилась.

— Ты чего, Настена? — широко открыла глаза я, наблюдая за реакцией давней подруги. — Не такой уж он и красавец! Ты посмотри на него! Неформал какой-то. Самодовольный. Важный. И тупой.

— Ну и что, неважно, какие у человека интересы. И сама ты самодовольная, — не произвели на шатенку никакого эффекта мои слова.