отряде и палате со мной. Вчера меня избрали звеньевым. Кормят нас хорошо. На обед дают апельсины или клубнику. Библиотека тут есть, но я в нее не записался (мало времени для чтения). Сменялся с ребятами на все свои значки (надо было взять их побольше). Говорят, нас будут показывать по телевизору.

Ваш Андрей».

Вечером у нас был огонек знакомства на берегу моря на лавочке под молодыми кедрами. Все, не скрывая радости, бросились к волнам, и, если бы не вожатые, мы бы залезли прямо в воду.

— Ну, полноте, полноте, — уговаривала ребят Люда, — вы не раз его еще увидите.

Надо было видеть лица тех, кто оказался на море впервые. Среди них был и Саша Ягодкин. Его маленькие, веселые и чуть серьезные глаза горели каким-то необыкновенно живым огнем. Он, замерев и не двигаясь, долго смотрел куда-то вдаль.

— А мы скоро будем в нем купаться? — раздался его голос.

— В море — нет, оно еще не прогрелось, но у нас есть бассейн с морской водой. Вот там и будете купаться.

Затем каждый рассказывал о себе и о том, почему он попал в лагерь. Кто-то — за отличную учебу, кто — за активную общественную работу, а кто-то — за успехи в спорте. Мальчишки внимательно присматривались к девчонкам, а девчонки — к мальчишкам. Мне сразу понравилась Наташка Саввина из Пятигорска, красивая, рыжая, смешливая, она была отличницей, спортсменкой и занималась плаванием. А какие у нее были глаза! Кажется, я в них нырнул в тот вечер и забыл вынырнуть обратно.

Из дневника:

Иногда кажется, что наша Земля — это и есть вся вселенная. И нет ничего больше, кроме Земли. Но это не так. Наша планета — лишь жалкий остров в необъятной, неизведанной вселенной. Есть у нее конец? Есть ли где-нибудь существа, подобные нам? Это трудно узнать, почти невозможно. И мы, быть может, не узнаем этого никогда. Никогда. Какое страшное слово. Неизвестность хуже самых мучительных мыслей и зверских пыток. А люди? Люди — это муравьи, а Земля — лишь маленький муравейник вселенной. Люди — они бегают, суетятся. Какая у них цель? Ведь, может, через миллионы лет никто не узнает, что была какая-то Земля, что на ней жили люди, делали великие открытия и писали великие стихи.

На следующий день вожатые познакомили нас с «Лестницей любви». В ней было ступенек сто, не меньше. На предпоследней ступеньке белой краской было выведено: «Я вас люблю». Люда рассказала нам легенду про эту надпись.

— Еще когда только построили наш «Звездный» и эту лестницу, и лагерь постепенно превращался в большой пионерский городок, один вожатый, приехавший сюда издалека, влюбился в молодую красивую девушку, тоже вожатую. Парень был очень скромный и стеснялся выразить ей свои чувства. Тогда он сделал эту надпись, зная, что его возлюбленная каждый день ходит по этой лестнице. Вожатый вскоре уехал, а история эта не окончена до сих пор… У нас есть поверье: кто наступит на эту ступеньку, будет несчастлив в любви. Несколько минут все стояли молча, думая про несчастного влюбленного и девушку, которая так и не узнала о его любви. Потом посыпались восклицания:

— Ну и дурак!

— Как жаль его. И ее!

И мы пошли дальше, девчонки — усердно перепрыгивая эту ступеньку, а мальчишки — норовя обязательно наступить на нее.

Наташка обернулась на меня и, улыбаясь, легко перепрыгнула несчастливую ступеньку.

Из дневника:

Самый длинный хребет Евразии — Куньлунь.

Самый большой полуостров Евразии — Аравийский.

Самая высокая гора Евразии — Джомолунгма.

Самая глубокая впадина на суше — Мертвое море.

Однажды тот самый Костик, что затаил на меня обиду со дня знакомства, на тихом часе при всех заявил:

— Ну что, Корвин, докажи нам, что ты поэт. Напиши стих про «Орленок».

— Хорошо, — сказал я, — мне нужно полчаса.

И сел за работу.

Здесь, в тени кипарисов и кедров,

где у моря «Орленок» стоит,

мы улыбками делимся щедро,

и не то нам еще предстоит, —

писал я ожесточенно, как будто стоял на ринге с этим Костиком.

За десять минут стихотворение было написано. Костик смотрел на часы. Я сказал «готово» и прочел. Повисла пауза, после которой мальчишки восхищенно выдохнули:

— Ну ты даешь!

Костик скорчил гримасу и проворчал:

— Ну что ж, кое-что умеешь…

А Юрка светился гордостью за своего друга.

— А что ты там все время пишешь в тетрадь? — поинтересовался Олег из Тувы, которого мы прозвали Доктором за то, что он все время рассказывал о своем докторе-отце и о том, как лечить разные болезни.

— Ааа… это? — равнодушным тоном ответил я. — Да так, повесть одна…

В то время я писал повесть о двух капитанах. Под впечатлением от книжек Стивенсона и Жюля Верна, от фильма «Два капитана». Писал в любое свободное время в нескольких тетрадях и блокнотах. Иллюстрировать первые главы еще в Туле мне помогал мой старший друг Андрюша Лобанов, который учился в художественной школе. Так что это была рукопись с картинками.

— Дай почитать, а!

— И мне!

— И мне!

— Слушай, а прочитай нам вслух, раз всем интересно.

— Она еще не закончена, да и читать вслух я не люблю, — опешил я.

— Тогда давай я прочту, — вызвался Доктор.

— Хорошо, читай, но по главе каждый день. А я буду пока писать дальше, потому что история пока не закончена.

И Доктор начал читать:

«Большой корабль под пиратским флагом бороздил воды Тихого океана. Периодически на палубу поднимался капитан — худой, с красивыми чертами лица, англичанин. Он задавал марсовому один и тот же вопрос: „Есть что-нибудь?“ И следовал один и тот же ответ: „Нет, капитан“…»

— Доктор читал, и палата слушала, затаив дыхание.

— Конец главы, — сказал Доктор. — Читать дальше?

— Нет, на сегодня хватит, — воспротивился я. — Завтра будет новый день и новая глава.

— А почему кит напал на корабль? — спросил Юрка.

— Об этом ты узнаешь в следующих сериях, — таинственно улыбнулся я.

Так начались наши чтения в тихий час, о которых вскоре стало известно и девчонкам.

Довольно скоро мы узнали про щель в потолке между этажами, которая отделяла нашу палату от палаты девчонок прямо над нами. Когда было тихо, мы различали какие-то голоса и даже иногда слышали наши имена. Девчонки нас обсуждали. Но что именно они говорили, разобрать было невозможно.

Возможно, они тоже догадались о щели, потому что