Она знала, что может вызвать улыбку на лице Элджина в его нынешних трудных обстоятельствах, и старалась заполнить свою переписку с мужем именно такими сообщениями.

Мэри стала замечательно смышленая и хорошенькая. У нее красивой лепки голова. Гарриетт самое ласковое и красивое существо, которое я когда-либо видела. «Я славная девочка!» — повторяет она то, что говорят о ней другие. Наши дети так милы, к тому ж у них добрые сердечки и они привязаны друг к другу. Каждый день они возносят молитвы о своем дорогом папочке и мечтают поскорей соединиться с тем, кто, они знают, их так горячо любит!

Ответы Элджина на ее письма не совсем совпадали с тем, что она ожидала. Они несли поток упреков.

С чего ты вздумала снять дом и жить в Лондоне отдельно от своих родителей? Почему б тебе не жить под отцовским кровом, как живут все приличные женщины? В таких условиях и я был бы спокоен относительно твоих прогулок и времяпрепровождения. Кажется, ты склонна принимать мужчин у себя на Бейкер-стрит, и, как мне стало известно, тебя часто видят в их обществе по вечерам.

Она отвечала:

Честно, Элджин, я мать троих детей, а не молодая девушка. И со мной не следует обращаться подобным образом. Мои родители несли заботы о наших детях в течение двух с половиной лет, этого ли не достаточно? Ты имеешь представление о том, как шумны и непоседливы могут быть трое малышей? Разве мои родители не заслужили покойную и мирную жизнь? После тех беспокойств, которые они претерпели, я не хочу добавлять им новых. Не хочу, чтоб они ухаживали за мной, когда мне придет время родить. Более того, мне кажется, ты не имеешь понятия о страданиях, которые я вытерпела, производя детей на свет. А что касается моих прогулок и мужчин, которых я принимаю у себя, так скажу, что я делаю еще одно усилие облегчить твою участь. Все годы нашей супружеской жизни я трудилась на тебя подобно рабыне, а все мои усилия заслужили лишь твое недовольство.

— Мэри, дорогая, я не помешаю?

Она отложила перо, заслышав голос отца. Она всегда была рада общению с ним, а сейчас с особенным облегчением оторвалась от письма Элджину, ответа на его пустые фантазии о ее жизни в Лондоне. Неужели он действительно воображает, что, имея троих маленьких детей, по которым она так соскучилась за два года, и мужа, которого требуется вызволить из тюрьмы, она увлечена светской жизнью, словно молоденькая девушка? И разве не носит она снова в чреве дитя?

— Я посетил наших банкиров, — начал отец; такое начало не предвещало добрых новостей. — Как ты знаешь, Элджин значительно преувеличил сведения о своем доходе, когда просил у меня твоей руки. Этот доход составляет лишь десять процентов от объявленного им.

— Папа, я помню. Мы с тобой уже говорили об этом. И я ничего не могу поделать с тем, что мой горячий поклонник много лет назад нес эту ерунду! Он отчаянно хотел жениться на мне до своего отъезда в Турцию.

При множестве насущных проблем ей не хотелось поднимать старые.

— Я не об этом намерен говорить, ибо нам следует даже радоваться тому, что он преувеличил свои возможности нести заботы о тебе, Мэри. В противном случае я бы дал ему более полный контроль над твоими средствами. В реальности же слухи о его тратах, гулявшие перед вашей свадьбой, как и информация о его ежегодном доходе в семь тысяч фунтов, побудили меня строже охранять твое имущество. И теперь, дорогая, могу тебе сказать, что твое состояние осталось при тебе. Траты, которые совершал Элджин, он совершал из собственных средств. Банкиры, чтоб расплатиться с заимодавцами, намеревались продать его активы, но их не оказалось. Все состояние Элджина составляет не более сотни фунтов, в то время как его долги приближаются к десяткам тысяч.

Швейцар открыл перед ней дверь, и Мэри вошла в банк.

Мистер Каутт, банкир Элджина, не стал тратить время на формальности.

— Леди Элджин, мы вынуждены обращаться к одним заимодавцам, чтоб оплатить требования других. Этому надо положить конец.

Глаза Мэри забегали по строчкам бухгалтерских книг, и перед ней встала картина финансового положения Элджина. Сделанные им во Франции покупки оказались более обширными и дорогостоящими, чем она полагала. Он вошел в сношения с мебельщиками и другими ремесленниками, намереваясь обставить их изделиями целые анфилады комнат в Брумхолле. Он приобретал картины и гобелены в таком количестве, что ими можно было бы покрыть городские стены. И за все это он еще не расплатился.

Но эти траты были сущими пустяками в сравнении с расходами на содержание посольства в Константинополе. Правительство до сих пор отказывалось возместить Элджину хоть один пенс сверх его жалкого жалованья, которое не могло покрыть и малой доли понесенных расходов. Мэри и Элджин приобрели на свои деньги вооружение и провиант для английских войск, расквартированных в Египте, уверенные в том, что патриотизм, проявленный ими в такой опасный для родины час, будет вознагражден. Но, несмотря на обращения Мэри к самым влиятельным людям ее круга, позиция правительства оставалась неизменной. Все это она постаралась объяснить мистеру Каутту.

— С этим трудно что-либо поделать. Но решения, принимавшиеся лордом Элджином, привели к тому, что его долги достигли суммы нескольких тысяч фунтов, а это в высшей степени неприятно. И я не вижу оснований надеяться на поступления из фондов его величества.

Но в настоящий момент есть основания и для более насущных тревог, — продолжал банкир. — Насколько мне известно, парламент всегда строго придерживался той позиции, что лорд Элджин приобретает древности в Греции за свой счет. Это предприятие и поначалу было недешевым, но когда оно от рисунков и слепков обратилось к раскопкам и приобретениям оригиналов, расходы лорда Элджина увеличились в сотни раз. Вам известна окончательная стоимость операций по подъему затонувшего имущества? Одни эти расходы превосходят все остальные, вместе взятые.

Теперь же, когда мраморы начинают прибывать в Англию, должны быть оплачены таможенные сборы. Эти суммы огромны.

Мистер Каутт предъявил платежные ведомости из портов.

— А на счетах лорда Элджина нет даже десяти пенсов. Как вам, несомненно, известно, ваш супруг попросил Уильяма Гамильтона подыскать подходящее помещение для демонстрации приобретенных им произведений античного искусства. Мистер Гамильтон предложил арендовать Бекингем-хаус или Глостер-хаус.

Об этом она даже не знала. Мэри думала, что проблемами хранения занимается мать Элджина. А упомянутые два зала являются едва ли не самыми роскошными в Лондоне. О чем думает Элджин? Где он надеется набрать денег для оплаты таких расходов?

— Лорд Элджин информировал мистера Гамильтона, что аренда выставочных помещений будет оплачена вами из ваших личных средств, — продолжал мистер Каутт. — Это действительно так, леди Элджин? Он внимательно смотрел на Мэри в монокль.

— Нет, это не совсем так. Мой супруг ошибается.

Мэри была очень смущена тем, что приходится посвящать посторонних в разлады между супругами, которые она привыкла считать глубоко личным делом. Так ее воспитали родители, но им никогда не случалось принимать столь неординарных решений, не посоветовавшись друг с другом. И если правительство считало кошелек Элджина всегда раскрытым, то он, похоже, видел таким кошелек своей жены.